Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые современные критики находят эту аналогию слишком грубой. Но нельзя забывать, что Лоуренс писал текст вскоре после окончания Первой мировой войны – «всемирного фестиваля смерти», как назвал ее Томас Манн, когда европейцы стали убивать друг друга в масштабах, сравнимых лишь с уничтожением европейцами аборигенных народов в предыдущие десятилетия. Что бы там ни говорили о благах западной цивилизации, ее темная сторона в полной мере проявила себя через 22 года после этих слов Лоуренса, когда было изобретено ядерное оружие. К тому времени европейцы уже практиковали невиданные до того массовые убийства. Но атомная бомба оказалась следующим опасным шагом: величайшее достижение западной науки позволило уничтожать десятки и даже сотни тысяч людей за доли секунды. Человечество само создало нового монстра. Уильям Лоуренс, официальный репортер на борту самолета, сбросившего атомную бомбу на Нагасаки примерно в одиннадцать утра 9 августа 1945 г., писал:
Через 15 лет США располагали ядерным арсеналом, достаточным, чтобы уничтожить Нагасаки миллион раз. (Советский Союз несколько отставал от Америки на тот момент, но в конце концов догнал и обогнал ее.) Угроза использования атомного оружия стала частью повседневной жизни в ту эпоху и имела много открытых сторонников среди военных, таких как Кертис Лемей. Вот уж действительно нечто, способное, по пророческим словам Мелвилла, «воткнуть нам нож в спину, мечтая нас уничтожить».
Максимального размера атомный арсенал США достиг в 1960 г. На тот момент он был эквивалентен 975 714 бомбам «Толстяк», сброшенным на Нагасаки (21 килотонны) или 1 366 000 бомбам «Малыш», сброшенным на Хиросиму (15 килотонн). Советский арсенал готовых к использованию бомб в 1960 г. значительно уступал американскому, но рос очень быстрыми темпами. Так, в 1964 г. он составлял 1000 мегатонн, около 13 % от общей мощности американского арсенала. В 1982 г. общая мощность советского атомного оружия на 75 % превосходила мощность, имевшуюся на тот момент в распоряжении США, но эти объемы были все равно меньше арсенала 1960 г. Самая мощная термоядерная бомба – «Царь-бомба» – была испытана Советским Союзом в 1962 г. и имела мощность 52 000 килотонн, то есть почти в 2500 раз мощнее «Толстяка».
Но хотя опасность была вполне реальной, она не поддавалась воображению. Классические монстры того периода – начиная от Годзиллы и заканчивая атомными муравьями из снятого в 1954 г. фильма «Они!» – сейчас кажутся столь же причудливыми, как более невероятные чудовища средневековых бестиариев, такие как Бонакон или Мантикора. Ужасы атомной войны, которую невозможно вообразить, но и нельзя исключить, были несоизмеримы с возможностями выразительных средств популярной культуры того времени.
«Атомный холокост, который большинство считает “невообразимым”, но не невозможным, судя по всему, представляет собой действие, которое мы способны совершить, но неспособны постичь» (Джонатан Шелл (1982)).
Сегодня по меньшей мере шесть стран ассигнуют ядерное оружие в таких объемах, которые далеко превосходят цели устрашения. Вместе с тем риск масштабной ядерной войны все-таки ниже, чем он был во время холодной войны, и вымышленные монстры отражают скорее другие наши страхи и беспокойства. Некоторые из них на самом деле никогда и не покидали нас. Так, чудовище из фильма «Чужой» (несколько версий которого было снято в период между 1979 и 1997 гг.) можно трактовать по-разному. Часто этот образ ассоциируется со страхом уязвимости человеческого тела в условиях продолжающегося загрязнения окружающей среды, использования пестицидов, пищевых добавок и появления вызванных человеческой деятельностью видов рака – страха того, что человек может мутировать и сам превратиться в монстра. В первое десятилетие XXI в. все популярнее становятся зомби, вампиры и другие существа, которые являются либо полулюдьми, либо ужасными человеческими мутантами. В какой-то мере их постоянный «голод» символизирует наши опасения, связанные с перенаселением и возможной нехваткой продуктов питания, с эпидемиями и даже глобальным потеплением. Именно то, что эти существа частично люди, и делает их столь страшными и интересными в наших глазах.
Зомби и вампиры, конечно, не единственное и далеко не новое воплощение человеческого представления о Зле. Например, в «Капитале» Карл Маркс пишет о капитализме как о вампире, питающемся кровью народа. Монстры из «Дороги» (The Road, 2006) Кормака Маккарти неотличимы от людей. В научно-фантастической литературе самые страшные монстры всегда частично люди. Это либо воплощения наших собственных самых больших страхов («Запрещенная планета» (Firbidden Planet, 1956), либо результаты или жертвы использования новейших технологий. Например, a фильме «Чужой: воскрешение» (1997) героиня Рипли сочетает гены человека и монстра, а в «Звездном пути» Борг – наполовину человек, наполовину робот. Даже в мозг мстительных генетически модифицированных свиней в книгах Маргарет Этвуд «Орикс и Коростель» (Oryx and Crake, 2003) и «Год потопа» (The Year of the Flood, 2009) вживлены ткани человека.
В общем, может быть, и хорошо, что в качестве современных страшилок используются человекоподобные существа. Если монстры так похожи на людей, это реабилитирует животных, давая нам шанс разглядеть именно животных, а не искать в них метафору или символ чего-то другого. Пусть глубоководные животные, такие как угри, миксины, каракатицы или гигантские мокрицы, по-прежнему вызывают у нас определенный страх, особенно когда мы видим их впервые, – это вполне понятно. Их внешность вовсе не была предназначена для того, чтобы ею любовались существа с земной поверхности, поэтому нам они действительно кажутся странными. При их созерцании в нашем мозгу возникают необычные ассоциации. Но если мы присмотримся получше к их сути и к их эволюционным корням, то наверняка сможем преодолеть неприязнь и смятение, описанные Ричардом Джеффрисом. Все эти «монстры» естественного отбора, в чью среду обитания и историю человек только сейчас начинает понемногу проникать, возможно, помогут нам развивать представление о прекрасном или по крайней мере покажут, чем следует восхищаться.
Рот миноги
Мир рифов удивительно красив и разнообразен. Здесь обитает множество живых существ: одни – яркие, словно выставляют себя напоказ, другие снуют, поблескивая в солнечных лучах среди ветвистых кораллов, а третьи, подобно муренам, таятся в темных укромных уголках. Кстати, мурена, медленно покачивающаяся в воде с раскрытой пастью, наглядно демонстрирует сразу два естественных закона, царящих на рифе.
Во-первых, две пары челюстей мурены служат прекрасным примером того, как борьба за выживание приводит к появлению поразительных новых видов. Сначала это были достаточно простые существа – какое-нибудь «первое чудище с зубами», напоминающее вероятно, щетинкочелюстных, потом – примитивные миксиноподобные животные с щупальцами вокруг рта, они постепенно преобразовались в существ, родственных миногам, у которых еще не было челюстей, но зато имелись устрашающие зубы, а потом появились древние челюстноротые, от которых произошли мы с вами. Почти бесконечное разнообразие форм. На интуитивном уровне мурены кажутся нам «примитивными», но тем не менее они таят в себе множество секретов. Да и сама эволюция наверняка приберегла сюрпризы на будущее.