Хотя сексуальная агрессия сравнительно редка среди человекообразных обезьян, есть несколько наблюдений подобного поведения. Так, имеются случаи, когда дикие шимпанзе загоняют самок на деревья, с которых те не могут убежать. Исследователи также указывают, что поведенческий репертуар ухаживания у шимпанзе включает ряд элементов, свойственных агрессивным проявлениям. Однако чаще всего агрессивное сексуальное поведение обнаруживают молодые самцы. Причем обычно это те особи, которые оказывались отделены от своих матерей или других членов сообщества, когда не происходит обучения менее агрессивным способам сексуального взаимодействия.

Отзвуки конфликтной природы сексуального взаимодействия и его связи с агрессией можно увидеть в немудреных сексуальных легендах австралийских аборигенов. Например, у мифического предка Ньираны при случае детородный член – Юлана – отделялся и начинал преследовать женщин. При этом Юлана ухитрялся ползать, зарываясь в песок, вращать гуделку, удлиняться до невероятных размеров, пробивать трещины в скалах, стремясь добраться до женщин. В мифах этот орган порой олицетворяется в образе питона, как бы вовсе отделяясь от человека и обретая полную свободу.

Таким образом, элементы агрессивности в сексуальном взаимодействии присутствуют изначально. Однако это не означает, что она неизбежна и закономерна, поскольку ее проявления регулируются многими социальными и индивидуальными факторами. Вместе с тем, если в мире животных агрессия так или иначе носит признаки целесообразности, у человека данные потенции преобразуются в совершенно иные формы. Богатство человеческих эмоций, соединенное с изощренностью сознания, привело к утере инструментального характера агрессии и насилия, ставших самоценными, значимыми сами по себе. Поэтому когда садиста называют зверем, а его деяния – нечеловеческими, это не более чем неудачная метафора, совершенно не отражающая действительности, поскольку именно это поведение – одно из характернейших признаков человека, отличающего его от животных. Вряд ли возможно, к примеру, представить в мире животных развитые некрофильные тенденции, примером которых служит приводимое ниже наблюдение.

С., 1961 г. р., обвиняемый в совершении развратных действий и актов мужеложства в отношении малолетних мальчиков. В Центр поступил 13.04.90 г.

Два дяди по линии матери неоднократно лечились в психиатрических больницах, один из них покончил жизнь самоубийством. Мать по характеру активная, властная, конфликтная. Отец длительное время злоупотреблял алкоголем, в состоянии опьянения бывал вспыльчив, жесток, агрессивен, избивал испытуемого, нападал на него с ножом. Испытуемый родился первым из трех детей от беременности, протекавшей с токсикозом, резус-конфликтом. Мать дважды лежала на сохранении. Родился переношенным с явлениями гемолитической желтухи. В детском возрасте перенес корь, ветряную оспу, эпидемический паротит, осложнившийся менингитом, дизентерию, неоднократно – ушибы головы с потерей и без потери сознания. До подросткового возраста страдал ночным и дневным недержанием мочи, энкопрезом. Посещал дошкольные детские учреждения, в садике был спокойным, но ленивым. Дома капризничал, часто плакал, не слушался, отличался упрямством. В дошкольном возрасте близких друзей не имел, играл в одиночестве, большую часть времени проводил с бабушкой, часто ходил с ней в церковь. В школе начал обучаться своевременно. В первом классе успевал плохо, на уроках быстро утомлялся, вставал с места, ходил по классу. Во втором классе поведение и успеваемость его резко ухудшились, он не мог сосредоточиться на уроках, громко разговаривал, смеялся, пел, залезал под парту, ходил на руках. Каких-либо интересов не имел, с товарищами по классу не дружил, часто дрался, избивал детей, был агрессивен. В связи с таким поведением с 4-й четверти находился на домашнем обучении, однако успеваемость и поведение его не улучшились, и он был переведен во вспомогательную школу. С этого же времени состоит на учете в ПНД с диагнозом «олигофрения», тогда же был проконсультирован в диспансерном отделении детской психиатрической больницы, где ему был установлен диагноз «задержка психического развития, синдром двигательной расторможенности в результате раннего органического поражения центральной нервной системы». В дальнейшем обучался во вспомогательной школе. Учеба по-прежнему давалась с трудом, оставался трудным в поведении, после конфликтов с родными убегал из дома. После смерти бабушки, к которой был очень привязан, поведение его изменилось. Стал ежедневно ходить на кладбище и в церковь, плохо спал по ночам, часто плакал. Через несколько дней после похорон «услышал» стук в окно, сказал родным, что стучит бабушка, затем почувствовал, что кто-то сел к нему на кровать, отчетливо увидел бабушку, которая гладила его по голове. Сильно испугался, долго не мог уснуть. С этого времени у испытуемого появились периоды сниженного настроения, которые продолжались 1–2 дня, в эти дни ничем не занимался, не выходил из дома, залеживался в постели. С 11–12 лет увлекся ботаникой и зоологией, собирал гербарии, коллекции бабочек. Много времени проводил на кладбище, приносил домой кости, подолгу рассматривал их, искал их описание в учебниках и атласах по анатомии. Принес домой медицинские инструменты, ходил в морг, наблюдал вскрытие трупов, рассказывал родным, что знакомый врач разрешил ему вскрыть труп самостоятельно. Дома вскрывал и препарировал мертвых птиц и животных, изготавливал чучела. Некоторых животных хоронил, делал для них маленькие гробы. Любил рассматривать покойников на кладбище, собирал фотографии мертвых людей. Был лишен чувства брезгливости – мог сесть за стол с испачканными кровью руками, отличался неряшливостью, не заботился о своем внешнем виде. Любил бродить по помойкам, приносил домой всякий хлам. Школьные занятия прогуливал, успеваемость оставалась низкой, поведение несколько улучшилось, хотя периодически отмечались аффективные вспышки. Близких друзей не имел, общался с детьми на несколько лет младше себя, любил детские игры. В 9-м классе перестал посещать школу, в течение года нигде не учился и не работал. Постоянно конфликтовал с родными, дрался с отцом. При посещении его на дому в 1982 г. работником ПНД высказывал желание работать на кладбище, жаловался, что его туда не берут. Говорил, что не отказался бы также работать с животными или по озеленению городов. Внешне был неряшлив, грязен. Охотно показывал свою коллекцию – в темной комнате хранил свечи, иконы, различные предметы с кладбища, человеческие кости, скелет собаки и медицинские инструменты. В феврале 1983 г. устроился работать учеником токаря. В марте этого же года был привлечен к уголовной ответственности за кражу государственного имущества. В период следствия подвергался амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе в Институте им. В.П. Сербского. Держался свободно, был манерен, временами дурашливо улыбался. Самодовольно рассказывал о своих увлечениях, говорил, что его с детства интересовало строение живых организмов, читал учебники по анатомии, зоологии, ботанике. Интересовался тем, как проводят вскрытие. С гордостью рассказывал, как вскрывал умершую собаку и установил ей диагноз и причину смерти. Заявлял, что самая интересная работа – могильщик на кладбище, так как ему нравится смотреть на покойников. Высказывал также желание стать врачом-патологоанатомом, с переоценкой говорил о своих возможностях. Было отмечено, что у испытуемого поверхностные, часто противоречивые суждения, неадекватные эмоциональные проявления. С диагнозом «патологическое развитие личности на фоне раннего органического поражения головного мозга» С. был признан невменяемым, не исключалась возможность шизофренического процесса. С 05.08.1983 г. находился на принудительном лечении в ПБ № 5 г. Москвы. В отделении держался свободно, группировал вокруг себя психопатизированных больных. У него был изъят план побега, а также «секретный план» по сбору и подготовке обреза с целью проведения «политической работы против КПСС». В октябре 1983 г. был переведен в отделение с усиленным режимом. 26.06.1984 г. совершил побег из больницы, в течение месяца бродяжничал, разъезжал по Подмосковью, затем явился домой, где был задержан и направлен в психиатрическую больницу. В отделении у него отмечались аффективные колебания от угрюмости, мрачности, злобы до благодушия и беспечности. В процессе терапии состояние испытуемого значительно улучшилось, он стал спокойным, упорядоченным в поведении, включился в трудовые процессы. Был выписан 26.09.1986 г. в связи с отменой принудительного лечения. С февраля 1987 г. работал грузчиком, систематически посещал врача ПНД, был спокоен, временами жаловался на плохой сон. Дома продолжал конфликтовать с отцом, дрался, к ним часто приезжали сотрудники милиции. В марте 1988 г. перестал ходить на работу, пьянствовал, сам обратился в ПНД с просьбой о госпитализации. С 18.05 по 14.06.1988 г. находился на стационарном лечении в ПБ № 15 г. Москвы. При поступлении был депрессивен, говорил, что все плохо к нему относятся, жаловался на головные боли. Лечение принимал охотно, был выписан с диагнозом «органическое поражение головного мозга с психопатизацией личности». В дальнейшем устроился работать препаратором в морг кафедры анатомии медицинского института. Первое время к работе относился добросовестно, с интересом, много времени уделял реставрации костных препаратов. Затем его отношение к работе изменилось, стал нарушать трудовую дисциплину, опаздывал, самовольно уходил с рабочего места, а с 05.12.1989 г. на работу выходить перестал. Дома вел себя буйно, угрожал убийством матери и другим родственникам, продолжал приносить домой кости. Знакомой девушки у него не было, в ответ на расспросы матери заявлял, что девушка ему не нужна, и он будет монахом.