Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ремесленниками» были и ПАТРИОТЫ ПЕРВОЙ НОЧИ. Страшно было смотреть на самоотверженность строивших понтоны техников. Откуда этот запас жизненной энергии? Понтонерами были крестьянские сыновья, получившие в «Великой армии» инженерное образование, каждый – сам по себе, служившие (ниже своей квалификации) в инженерных войсках. Они, приверженцы экономической свободы, сумели скопить эту энергию. Без подобной фактуры не бывает патриотизма. Секрет моста через Березину заключался в том, что офицеры (да и сами понтонеры) за несколько часов ночью использовали весь запас жизненных сил, которого, по сути, должно хватить до самой смерти и который люди разумные тратят по крупице. Клаузевиц, побывавший в этих местах, говорит о «патриотическом возбуждении, которое поддерживал, но не воспламенил, пунш». Речь идет, считает Клаузевиц, о смятенности чувств, порожденной одновременной интенсивной деятельностью множества людей с одинаковым складом ума; их ситуацию можно сравнить с табуном беглых лошадей – они сметают всё на своем пути и не боятся упасть в пропасть.
Илл. 48.
Илл. 49.
Илл. 50.
Илл. 51.
Илл. 52.
Илл. 53.
Илл. 54. Взлетающий гусь. Он вырвался из плетеной клетки, в которой его до самой реки в качестве добычи тащил за собой утонувший французский капрал
«Тяжесть затягивает в пропасть»
Однако пропасти не было видно, все бездны, скорее, были на плоскости. Если верить карте, у дороги был конечный пункт. Но глаза отчаявшихся не могли разглядеть конца пути. Бывали дни, когда армейский червяк, змея из обозов препирающихся друг с другом отрядов, вообще не двигался. Когда солдаты Наполеона уходили из Москвы, стояли удивительно красивые осенние дни; теперь же солдаты вымокли до мозга костей. Замерзая, они разбивали биваки. Впрочем, и те, кто был на марше, не продвигались вперед: окружающий их ландшафт вообще не менялся. Равнина пожирала армейскую гордость.
Всё это время император возил с собой «алхимическую лабораторию» (по правде сказать, это были маршальские жезлы, распиханные по торнистрам гренадеров). Раньше с помощью воображаемых склянок с волшебными зельями в этой лаборатории можно было творить «надежду» и «желание». То, что препарат (словно, если использовать метафору из нынешнего времени, первитин в шоколаде) был эффективным, доказали два самых опасных момента в ходе отступления из России. Для прыгуна – замечание можно найти в одной из записей Кафки – трудно оттолкнуться от земли дважды, чтобы прыгнуть выше. Такое возможно, если осталась хоть толика воодушевления. Магия – находясь в великой опасности, император снова обрел крылья. Это произошло, когда арьергард «Великой армии» казался уже потерянным: император со своей гвардией вышел на узкую провинциальную дорогу и двинулся на восток, навстречу врагу, – и тут ему на подмогу пришел арьергард. Так, по крайней мере, он сохранил и часть армии, и немного собственной гордости.
Солдаты Наполеона дошли бы и до Индии, если бы кто‐нибудь смог им объяснить, зачем это нужно
Вкратце: окончательно предав идеалы Французской революции, Наполеон принял окончательное решение начать наступление на Россию. Его войска насчитывали 450 000 человек. Против наполеоновской армии – 160 000 русских. После 84‐дневного похода (включая 14‐дневный перерыв под Витебском) император с 95 000 своих солдат подошел к Москве. Остальные стояли в контрольных пунктах на протяжении всего длинного пути. 19 октября император начал отступление. 26–28 ноября он вместе с 14 000 солдат и 26 000 отставших переправился через Березину. 5 декабря Наполеон оставил войска.
Последовательность событий: Наполеон совершил изнурительный поход до Москвы, а затем был вынужден отступить. Не стоит думать, что армия сопровождала его добровольно. Еще в 1810 году в Европе, подчиненной Наполеону, за отказ от военной службы было осуждено 160 000 человек; принимались меры и в отношении их семей. В 1811–1812 гг. под суд попали 60 000 рефрактеров; зима 1812 года не отличалась необычайными холодами. Советники Наполеона задним числом, чтобы хоть как‐то оправдать поражение императора, объявили врагом природу.
Сцена с мертвыми под Бородином
Птицы сверху смотрели на поле битвы, пытаясь своим крошечным, как у рептилий, мозгом понять, что произошло. Какая им польза была от увиденного? Даже открытые глаза мертвецов, содержащие водянистую жидкость, водоемы, из которых птицы могли бы утолить сильную жажду, не привлекали ворон. К тому же черные птицы всё еще были оглушены пушечным громом. Кусок ветчины или слива могли бы их привлечь. Под кожей изможденных раненых много жира. Те, кого их товарищи бросили на поле боя, не смогли бы защититься от туч птиц. Однако для такого нападения животным пришлось бы переучиваться. От жизненного опыта наших, человеческих, предков жизненный опыт и образ поведения ворон отделяют миллионы лет. Они не были созданы для того, чтобы, вскрывая кожу, добираться до подкожных сокровищ. Они не были антропофагами.
Они не привыкли убивать и поедать других птиц. Если бы одна из повозок с провиантом перевернулась – то они бы оценили поживу. На то, чтобы найти себе добычу нового рода, изучить ее, научиться на нее охотиться, потребовалось бы много времени, чрезвычайная ситуация. Так что они, сбитые с толку, сидели на обстрелянных деревьях, на досках, на колесах раскуроченных телег. Высматривая червей, не интересуясь грязными ремнями и пуговицами на мундирах, которые наверняка привлекли бы их внимание, если бы они не были голодными, если бы их не оглушил рев выстрелов и боев. Если бы металл на солдатских шинелях заблестел под солнечными лучами. Однако темные тучи нависли над полем боя. Пойдет снег. Войска императора двинулись на Москву.
В кишках режущая боль, затем отпустило, время от времени учащенное сердцебиение
В октябре 1812 года, когда Наполеон дни напролет ждал в Москве посланника от царя, полагая, что противник, наконец, признает свое поражение, ведь он, Наполеон, занял столицу (выжидательная позиция соответствовала неуступчивости императора и оказалась для него роковой), – за тысячу верст от Москвы, в Риме, были практически завершены земляные работы у дворца римского короля, сына Наполеона (на самом деле всё это было бутафорией, предназначаемой для триумфального шествия самого