и легко подстроился под продолжение. Вместе с ним запели и Тимур с младшим Берия:

При этих словах Тимур взглянул на приемного отца, Серго сжал кулаки, а Василий внезапно поднялся, подошел к отцу и прижался к его плечу.

Этой песне не аплодировали. Когда отзвучала гитара, все продолжали сидеть тихо-тихо, словно ожидая, что умолкшие струны вот-вот зазвучат снова. Казалось, что каждый боится даже пошевелиться или вздохнуть, чтобы не разрушить магию этой простой, но такой серьезной и сильной песни…

Сталин бросил быстрый, короткий взгляд на Ворошилова, тот все понял и слегка тронул за плечо жену. Екатерина Давидовна встала, взяла со стола поднос, поставила на него хрустальную рюмку с водкой и положила рядом черную горбушку, круто посыпанную крупной солью. Чуть покачивая бедрами, она подошла к Кириллу и с поклоном протянула ему нехитрое угощение. Новиков растерялся. Слышал он когда-то о традициях русских деревень, когда подносящей водку женщине полагалось положить на поднос «отдарок», но что он может дать? У него ведь и нет ничего.

– Это от всех нас, – тихонько, на грани слышимости, произнес Сталин. – Прими, товарищ Новиков.

Он помолчал, подергал себя за ус.

– Если бы только эту песню принес с собой, – продолжил Вождь так же тихо, – и тогда был бы тебе низкий поклон от всех нас, от всей нашей Советской страны. Гаихарэ. Каи каци хар[30].

«Уже свыше десяти лет тому назад оппозиция заявляла в своей платформе: “Со времени смерти Ленина создан целый ряд новых теорий, смысл которых единственно в том, что они должны теоретически оправдать сползание сталинской группы с пути международной пролетарской революции”. Совсем на днях американский социалист Листон Оак, принимавший близкое участие в испанской революции, писал: “На деле сталинцы теперь самые крайние ревизионисты Маркса и Ленина, – Бернштейн не смел и на половину идти так далеко, как Сталин в ревизии Маркса”… Сталинская же бюрократия не только не имеет ничего общего с марксизмом, но и вообще чужда какой бы то ни было доктрины или системы. Алча абсолютной неконтролируемой власти, она готова идти на любые преступления и извращения ленинского учения. “Идеология” сталинской системы проникнута насквозь полицейским субъективизмом, ее практика – эмпиризмом голого насилия. Один факт восстановления Московского патриархата и попытки заигрывать с церковью уже говорят о многом. По самому существу своих интересов каста узурпаторов враждебна теории: ни себе, ни другим она не может отдавать отчета в своей социальной роли. И вот теперь, тщась найти поддержку у самого антисоциального слоя – у церковников, – Сталин лишний раз показывает всему пролетариату, что ревизует Маркса и Ленина не пером теоретиков, а сапогами ГПУ…»

Из работы Л. Д. Троцкого «Сталинизм и большевизм»,

опубликованной в «Бюллетене оппозиции (большевиков-ленинцев)»

28 августа 1936 г.

Когда далеко за полночь гости разъехались, счастливые и довольные, на даче остались лишь самые верные: Берия, Ворошилов и Молотов. Сталин прошелся перед ними, сидящими на потертом кожаном диване, и произнёс:

– Товарищи, вы знаете, что капитан государственной безопасности Новиков – крупный учёный, уже принесший огромную пользу нашей стране. Его изобретения – прибор ночного видения, миниатюрная полевая радиостанция и детектор лжи – уже используются и помогают нам строить Советскую Республику. Но вы, вероятно, не знаете, что у него есть ряд других талантов.

Кроме того, что товарищ Новиков легко входит в любой коллектив и находит общий язык с любыми возрастными и социальными группами… – Он снова прошелся по комнате и вперился во всех троих острым, колючим взглядом. – Он обладает навыками скрытного проникновения на защищённые объекты, а также ликвидации. И возникает вопрос: где и как для Союза ССР, для советского народа, советской партии будет лучше использовать именно эти выдающиеся таланты товарища Новикова?

Норвегия, Сторсанд

Пронзительный ветер со стороны моря дул резкими порывами, хлеща по улочкам норвежской деревушки Сторсанд мелкими ледяными брызгами. Редкие прохожие невольно поднимали воротники и, придерживая шляпы, торопились скорее свернуть за спасительный угол, чтобы хоть как-то укрыться от неласковых приветов Северного моря. Не был исключением и высокий человек, кутающийся в непродуваемый кожаный плащ. Он быстро шагал по главной улице, держа направление на кирху, однако, не доходя до нее какой-то сотни шагов, неожиданно свернул к деревенскому трактиру. Войдя в пустой зал, он спросил себе горячего ромового пунша, затем уселся за грубый, почерневший от времени стол и предался размышлениям.

Объект находится под постоянным надзором полиции, фактически – на положении интернированного. Насильно выселенный из Осло, он сидит в этой дыре под неусыпном оком аж тринадцати полицейских! К тому же собранных с бору по сосенке из сельских жандармов окрестных деревушек, разве чуть больших, чем эта богом забытая дыра, в которой едва-едва пятьдесят дворов, кирха, одна лавчонка и единственный трактир. Нет, разумеется, эта чертова дюжина блюстителей закона, навербованных из бывших рыбаков или списанных матросов, была для него препятствием совершенно несерьезным, но, перефразируя известное выражение средневекового монаха[31], Кирилл полагал, что не следует множить трупы без необходимости. А подобраться к маленькой гостинице «Сандби», не вступая в конфликт с полицией, было практически невозможно. «А вот и они – легки на помине, – подумал Новиков, глядя на двух краснорожих троккери[32], входящих в трактир. – Вспомни черта – вот и он…» Здоровенные бугаи с обветренными лицами и пудовыми кулачищами заказали себе по рюмке акевитта[33] и по большой чашке кофе, чем привели Кирилла в состояние веселого недоумения: водка с кофе? Ну, до такого только отмороженные викинги могут додуматься!

– Hei, fyren! Gjør det noe?[34] – и с этими словами один из жандармов опустил на стол свою чашку с кофе.