длинный стол для заседаний, портрет Маркса над дубовой облицовкой стены, маленький столик секретаря, где под лампой с зеленым абажуром лежали чистые листы бумаги и стояла простая чернильница с сиротливо прислоненной ученической ручкой с восемьдесят шестым пером.

Сталин стоял посреди кабинета, как всегда посасывая потухшую трубку и с видимым удовольствием вдыхая прокуренный едкий воздух своего кабинета. Бледное, испещренное оспой лицо диктатора сильно осунулось за последнее время. Густая паутина седины охватила голову и испятнала известные всему миру черные усы.

Тяжело дались Сталину первые два месяца войны. Сын грузинского сапожника, недоучившийся семинарист, ставший, по иронии судьбы и истории, единовластным повелителем самого большого в мире государства, Сталин искренне считал, что глобальный террор и несколько заученных догм, вроде «неизбежности войн в эпоху империализма», позволят ему без труда управлять не только собственной страной, но и всем миром. Предательство Гитлера, ставшего из почти союзника смертельным врагом, потрясло его до глубины души. В считанные дни Сталин из цветущего 62-летнего грузина превратился в дряхлеющего на глазах старика с согнутой спиною, седыми волосами и шаркающей походкой.

На всем протяжении фронта, от Балтики до Черного моря, его «сталинская армия» терпела такие поражения, которых Россия не знала со времен татарского нашествия, то есть с XIII века. В поисках выхода пришлось молить о помощи финансовую верхушку Соединенных Штатов и Англии — двух самых заклятых врагов, которых они с Гитлером еще полгода назад планировали уничтожить «как класс» в мировом масштабе.

Но кто мог подумать, что Гитлер — такой в общем- то неглупый человек, из рабочих, со столь смелыми и прогрессивными взглядами — окажется такой сволочью и мразью?! Такой гнусной гадиной! Предателем! Да, да, именно предателем! Еще в январе 1941 года, сволочь, дразнил Сталина перспективами совместного похода в Индию для сокрушения британской колониальной империи, а ведь, наверное, уже тогда утвердил план нападения на СССР. Ну, ничего. Еще посмотрим, кто кого! Тварь! Два года почти воевал, подлец, на Западе на советской нефти и пшенице — и вот благодарность! Ничего, ничего.

К нему, к Сталину, уже приезжал личный посланник американского президента. Оказывается, президент США тоже не любит Гитлера и называет его не иначе как гангстером, то есть громилой с большой дороги. Президент просил передать Сталину, что Соединенные Штаты всей душою на стороне его, Сталина. Президент, устами своего посланника Гопкинса, намекал, что в течение ближайших месяцев он покончит с изоляционистами в своем кабинете и конгрессе и превратит Соединенные Штаты из сочувствующей страны в военного союзника СССР. Он просит Сталина только продержаться это время. Президент уже распространил ленд-лиз на Россию, но большего он пока сделать не может.

Иметь в такой войне Соединенные Штаты в качестве союзника — это была перспектива, в которую даже страшно было поверить. Это означало, что победа становилась просто вопросом времени, что у Гитлера не будет никаких шансов даже на ничью. Это означало, что он, Сталин, прикажет взять его живым и публично распять на Красной площади. Нет, оставить его в клетке и возить по городам, заковав в цепи. Нет. Нужно придумать что-нибудь более интересное...

Но продержаться! Как продержаться, если одна военная катастрофа сменяет другую, если в гигантских котлах уже почти полностью уничтожена шестимиллионная армия мирного времени, если немцы уже объявили о взятии трёх миллионов пленных, если жители западных провинций встречают гитлеровскую армию хлебом-солью и цветами, если целые воинские части переходят с оружием на сторону противника? Одна надежда на необъятные просторы страны, на огромные человеческие ресурсы. Они остановят вал немецкого наступления. Завязнут немцы, неизбежно завязнут: под Москвой, за Москвой, на Урале - всё-таки их слишком мало!

Жёлтые тигриные глаза диктатора впились в адмирала Кузнецова. Вот уж кого давно надо было расстрелять за все безобразия, происходящие на флотах! Что происходит на Балтийском и Черном морях? Что это — измена, вредительство, контрреволюция, преступное разгильдяйство или все вместе? Вот цена всех заверений флота, который во время заговора маршала Тухачевского публично клялся в личной преданности ему, Сталину — вождю всех народов, и он, поверив их лживым клятвам, приказал сократить масштаб «оздоровительных» мероприятий по сравнению с армией. Нет, никому верить нельзя — ни флоту, ни Гитлеру — никому!

Жестом приказав адмиралу сесть на один из многочисленных стульев, стоявших вдоль стола для заседаний, Сталин прошелся по кабинету, бесшумно ступая мягкими кавказскими сапогами по толстому ковру. Раскурил потухшую трубку, взял себя в руки, чтобы не дать волю накопившимся эмоциям. Сталин никогда ни на кого не повышал голоса. Говорил медленно и тихо. Волнение и возбуждение угадывались только в усиливавшемся грузинском акценте. И чем тише говорил Сталин, тем меньше шансов было у его собеседника дожить до утра. Пройдясь несколько раз взад-вперёд по кабинету, Сталин повернулся к сидевшему на кончике стула адмиралу Кузнецову и сухо спросил, когда флот намерен приступить к осуществлению наступательных операций на Балтике и Чёрном море? Адмирал Кузнецов стал что-то сбивчиво говорить о трудностях переразвёртывания сил флотов в конкретных условиях базирования, вспомнив, как при первой же попытке осуществить наступательную операцию на Черном море был потерян лидер «Москва» и чуть не потерян еще один лидер — «Харьков».

Особенно ненормальные условия базирования сложились на Балтике, продолжал нарком ВМФ, где почти весь флот сгрудился на тесных рейдах Таллинна, не обеспеченный прикрытием с воздуха, что увеличивает риск потери особо ценных боевых кораблей, включая крейсер «Киров». Сталин вынул трубку изо рта: «Почему «Киров» в Таллинне? Разве не было приказа укрыть все крупные корабли в Кронштадте? Когда на флоте научатся выполнять приказы? Это просто безобразие!»

Адмирал осмелился напомнить, что «Киров» остался в Таллинне вопреки его, Кузнецова, мнению, по распоряжению товарища Жданова и главкома Северо-западным направлением, маршала, товарища Ворошилова. Он же, Кузнецов, как раз считает, что настало время эвакуации флота из Таллинна, пока не поздно.

Тигриные глаза Сталина сверкнули: почему пока не поздно? Командование Северо-западным направлением считает, что Таллинн вполне еще можно оборонять, и он, Сталин, согласен с мнением товарищей: можно оборонять и нужно оборонять до последней возможности. А что касается кораблей, то пусть уходят в Кронштадт — их час в этой войне еще не настал.

Адмирал позволил себе приподняться со стула: как могут уйти корабли, если они отдали почти весь личный состав на сухопутную оборону. Весь гарнизон Таллинна почти полностью состоит из экипажей боевых кораблей, и адмирал Трибуц считает... Сталин переломил в руках папиросу «Герцеговина-Флор»: этот Трибуц — известный паникёр. Его нужно было расстрелять сразу после Либавы и даже