затерялась среди волн. Яркий, словно апельсиновая шкурка, обломок посадочного щитка покачивался рядом со мной. Он напоминал прикормленную собачонку, которая захотела быть со мной и утонуть со мной. Я выловил обломок и стал отгребать вниз, под себя, удерживаясь на плаву.

– Ты трус, – бормотал Игнат, морщась как от боли. Можно было подумать, что он плывет в ледяной воде.

Я не стал возражать, так как считал, что сейчас не самое удачное время для дискуссий. Не знаю, в какую сторону я плыл. Увидеть берег уже было решительно невозможно, и я напоминал себе карлика в кинозале, когда вокруг сидят великаны, и повсюду широкие спины и затылки, и один леший знает, где экран и что на нем показывают. Впрочем, уже не имело принципиального значения, где находился берег, ибо нечего было даже мечтать, чтобы добраться до него вплавь. Нам надо было просто держаться на воде.

Я сказал об этом Игнату и обратил внимание на то, что он меня не слушает, а его взгляд обращен куда-то за мою спину, и в этом взгляде было столько алчной жажды! Я обернулся, и увидел, как за рваными волнами движется заостренный кончик мачты. Самой яхты мы видеть не могли, и в этом было наше спасение. Движение мачты становилось все более медленным и, в конце концов, она замерла. Должно быть, бандиты нашли нашу лодку, и теперь старательно всматривались в волны. Будь Фобос догадливее, он обязательно приказал бы кому-нибудь забраться на мачту и сесть верхом на гафель. Случись это, нас бы неминуемо заметили…

Игнат вдруг оперся о мою голову, как о перила или край стола, и, приподняв свое тело над водой, замахал рукой и закричал. Это не был крик утопающего. Игнат словно играл в прятки, высовывался из укрытия и дразнил: "Эй, а я здесь! Возьми меня! Ну-ка, догони!" Я схватил его за плечи, чтобы окунуть с головой, но Игнат вцепился мне в горло, и я прямо перед собой увидел его мокрое бледное лицо.

– Не держи меня!! – орал он, глотая воду, захлебываясь и отплевываясь. – Пусть они только подплывут ко мне! Пусть только поднимут меня на борт…

– Игнат, они не поднимут тебя! – пытался я разубедить обезумевшего товарища. – Они расстреляют тебя, как морскую мину! Пойми, ты им не нужен! Ты свидетель, и они тебя уберут!

– Я перегрызу им глотки! Я разорву их на части! – пуще прежнего заводился Игнат, и снова попытался опереться о мои плечи и приподняться над водой.

– Как же ты сможешь перегрызать глотки, если боишься стать убийцей? – попытался я завязать дискуссию, но Игнат лишь молча отмахнулся от меня.

Я должен был успокоить его любой ценой. Не без труда оторвал его руку от моей майки и ударил самолетным щитком по затылку. Удар был несильный, скользящий, он носил больше демонстративный и воспитательный характер, но на Игната это сразу подействовало. Он откинул голову, погрузил затылок в воду и, хватая воздух губами, стал смотреть в небо.

– Запомни, – прошептал он. – Каждый твой удар когда-нибудь аукнется тебе. За каждый ответишь…

Я не помню, как схватил Игната за горло, как мои пальцы сдавили его тонкую шею.

– Вот что, сопляк!! – взревел я, не в силах загасить в себе разгорающееся бешенство. – Ты еще смеешь угрожать мне?! Пошел вон!! Плыви куда хочешь!! Ты мне не нужен, я тебя знать не знаю!! Отныне я пальцем не пошевелю, чтобы сделать для тебя что-нибудь!!

Я, в самом деле, оттолкнул его от себя, повернулся к нему спиной и поплыл, но Игнат тотчас кинулся следом, колошматя по воде руками и ногами.

– Она плывет к нам! – сказал он.

Я обернулся. Мачта приближалась. Нас разделяло, должно быть, метров двести или триста. Заметили ли они руку Игната или услышали его крики? А может, просто плавают вокруг лодки, отыскивая нас? Странное безразличие сковало мою волю. Если бы Игнат суетился, паниковал, молил бы о пощаде, то его настроение усилило бы во мне чувство смертельной опасности. Но он оставался на удивление спокойным, и я сказал себе: "Будь что будет!". Остановился, подставляя Игнату плечо, и стал дышать глубоко и спокойно, накачивая в легкие кислород, насыщая им организм впрок, чтобы хватило на те несколько минут, которые придется провести под водой. Я даже не пытался оценить наши шансы на выживание, настолько они были ничтожны. Игнат острой клешней сжимал мое плечо, взбивал воду ногами, смотрел на мачты, и кровь все больше отливала от его лица. Должно быть, он уже представлял себе, как забирается на палубу и перегрызает бандитам глотки. По-видимому, в этой героической баталии для меня роль не предусматривалась. Для храброго Игната я был всего лишь поплавком, спасательным кругом, причем капризным и своенравным.

Надежда на то, что яхта вдруг свернет и пойдет другим курсом, таяла. С каждой минутой она подплывала все ближе. Я уже мог различить клотик на мачте и развевающуюся на самом кончике стеньги синюю тряпочку. Я продолжал насыщаться кислородом, готовясь нырнуть сразу же, как увижу корпус яхты. Просидеть под водой две-три минуты, пока яхта не проплывет над моей головой, было не самой трудной задачей. Мне предстояло, подобно схватившему жертву осьминогу, потянуть с собой в глубину Игната. Инстинкт самосохранения придаст ему необыкновенную силу. Он будет бороться за жизнь с бездумным, диким упорством. Если мне не удастся его удержать, то, вероятнее всего, мы оба погибнем.

Тут я почему-то вспомнил Ирину и подумал, что девушка будет горевать по поводу моей безвременной кончины. Она будет думать, что я разбился на самолете, и в связи с этим надолго возненавидит авиацию. Ей придется брать на себя обязательства по возмещению аэроклубу убытков, которые я нанес, уничтожив самолет. Придется искать новое место работы, так как мое агентство без меня непременно зачахнет. Придется искать мужчину, с которым ей будет так же хорошо, как было со мной…

Последняя мысль показалась мне особенно грустной. Нет, даже не грустной, а циничной, даже возмутительной! Я мог спокойно думать о чем угодно, но только не об этом… Игнат заметил, что я стал вести себя как-то необычно. Наверное, он решил, что я согласился-таки вместе с ним брать яхту на абордаж. Наивный человек! Жажда к жизни раздулась во мне как дрожжевое тесто, и теперь я тем более не