О его яростном и необузданном характере ходили легенды: в отличие от большинства своих современников он постоянно вступал в конфликт с церковными властями, в нем всегда жила потребность сталкивать лбами Церковь и личность, Церковь и частную жизнь, святость и светскость.

В 1114 году его впервые отлучают от Церкви; отлучение происходит в соборе, резиденции епископа Пуатье, где, презрев сакральность сего места, герцог, схватив прелата за волосы и угрожая ему мечом, требует отпустить ему грехи. Епископ делает вид, что уступает давлению силы, но едва Гильем отпускает его, быстро произносит формулу отлучения. Охваченный жаждой мщения, Гильем бросает епископа в тюрьму, где тот вскоре умирает[101]. В этот раз герцог не попадает под отлучение, в отличие от второго мужа его внучки Альеноры, короля Генриха II Английского, когда тот в 1170 году отдал приказ убить архиепископа Фому Бекета в его соборе в Кентербери.

Вернувшись в лоно Церкви, Гильем на время утихомиривается. Но вскоре возникает новый скандал: он открыто, на глазах у всех, вступает в связь с виконтессой Шательро. Приказав поместить изображение виконтессы у себя на щите, он гордо заявляет, что теперь с тем же удовольствием станет носить ее на себе в бою, с каким она постоянно носит его на себе в постели! Папский легат, бывший, как утверждают современники, совершенно лысым, призывает распутника покаяться. Герцог отвечает прелату: «Я расстанусь с виконтессой не раньше, чем гребень наведет порядок в твоей лохматой шевелюре!»[102] Подобное упорство стоит ему повторного отлучения. Грубая шутка звучит непристойно в устах столь знатного сеньора. Однако этот сеньор не желает безропотно мириться со своим положением. В самом деле, он явно не чувствует в себе призвания к придворной жизни; ему бы, скорее, пришлась по вкусу жизнь бродячего торговца, странствующего от таверны к таверне, пирующего в сомнительных кабаках и всегда готового задрать юбку хорошенькой поселянке. Но поэзия этого трубадура считается образцовой.

В краю, которому впоследствии предстоит стать Францией, кансоны, сочиненные Гильемом IX, стали первыми стихами, автором которых явился не ученый клирик, а рыцарь, мирянин. До сих пор «любовная» поэзия была монополией клириков, единственного в те времена грамотного сословия, но клирики, как известно, писали на латыни. Следуя традиции, творения свои многие из них с почтением посвящали принцессам Анжуйским и Английским. Иногда между клириками и дамами вспыхивала любовь. Современник Гильема IX, Абеляр славил свою любовь на латыни, но его песни до нас не дошли. Однако сохранилась латинская эротическая поэзия. Кому была она адресована? Была выдвинута гипотеза о гомосексуальных любовниках. Трубадур Гильем IX (который не был ни монахом, ни клириком!) писал на понятном всем языке, на котором говорили в его краю, а именно на лимузенском наречии; его любовные кансоны фривольны и нежны одновременно, словно создатель их, поистине, вдохновлялся прямо противоположными чувствами.

Знатный трубадур в семейном кругу: Раймбаут Оранский

К аристократическому сословию принадлежит также и Раймбаут, самый первый из известных трубадуров Прованса. От матери ему в наследство достались Оранж и Куртезон в Воклюзе; по отцу, Гильему д’Омела, он принадлежит к знаменитому семейству сеньоров Монпелье[103]. Вдобавок он является дальним потомком славного Гильома, известного под кличкой «Короткий Нос», получившего ее из-за ужасной раны, нанесенной ему сарацинами. Тот Гильом прозывался Оранжским (Оранским), по названию земли, полученной им в награду. Некоторые исследователи полагают, что именно он был прототипом Гильома, героя известной chanson de geste, действие которой относится к эпохе Карла Великого. Согласно преданию, герой жесты стал отшельником и удалился в Желлонское ущелье, дабы оплакать кровь своих ближних, которую он пролил, когда был воином. С тех пор местность стала называться Сен-Гильом-ле-Дезер (Обитель святого Гильома); находится она на территории нынешнего департамента Эро.

В 1155 году, после смерти отца, Раймбаут, мать которого умерла еще раньше, около 1150 года, становится сеньором д’Омела. Новому сеньору, родившемуся, без сомнения, в этих краях примерно в 1144 году, еще нет и двенадцати; в своем завещании отец поручил защищать его и оборонять его владения своему троюродному брату, Гильему VII де Монпелье; теперь Монпельерский сеньор должен оказывать мальчику покровительство, защищать его «честь», то есть его титул сеньора д’Омела, и воспитать из него истинного рыцаря. Сыну же отец завещает ревностно служить сеньору де Монпелье. Однако, пока мальчик будет расти и мужать при дворе в Монпелье, отец, будучи человеком осмотрительным, завещает управление третьей частью его вотчины ближайшим родственникам. Доверенный человек станет управлять сеньориальным владением, а брат его вскоре станет аббатом в Аньяне, а затем епископом в Лодеве. Возможно, выбор управляющего был подсказан монахами, находившимися в тесной связи с домом д’Омела, ибо сделан он был исключительно из стратегических соображений: надо было сохранять дружбу сеньора Монпельерского и одновременно удерживать его на расстоянии от Омела. Так, временным хозяином Омела становится Пейре Раймон де Монпейру; ему надо дождаться, когда подрастет Раймбаут.

Только в двадцать четыре года молодой человек сможет сам, не прибегая к помощи де Монпейру, управлять своей вотчиной. Согласно общему правилу будущий глава дома до четырнадцати лет считался ребенком; в четырнадцать лет он получал право приносить клятву своему сеньору и самому получать клятву от своих вассалов. В этом возрасте он мог взять в руки бразды правления и начать управлять своими владениями; в зависимости от семейных обстоятельств право полновластного распоряжения собственностью можно было отложить до тридцатилетия наследника; впрочем, точного возрастного порога установлено не было. Отец Раймбаута намеренно продлил сыну срок «взросления». Быть может, он считал его слишком большим мечтателем, не способным, по крайней мере в ранней молодости, управлять полученным от отца достоянием? Во всяком случае, как только у Раймбаута появляется возможность ускользнуть из-под опеки родственника, он тотчас отправляется жить в свои провансальские земли, доставшиеся ему от матери, а в 1171 году и вовсе отказывается от отцовского наследства Омела.

Раймбаут, называемый отныне Оранским, сеньор Куртезона, прежде всего трубадур. То есть человек, наделенный богатым воображением, даром сочинять музыку и находить слова. В 1150—1160-х годах он, вслед за гасконцем Маркабрюном, разрабатывает новую и оригинальную манеру стихосложения, открывающую простор для индивидуальных формальных изысков, поэзию герметическую, именуемую trobar clus*, то есть «темный», «закрытый» стиль, противоположный trobar leu,* «ясному» (plan*), «легкому», «простому» стилю, характерным представителем которого является, к примеру, Бернарт де Вентадорн. Различия между ними устанавливают тогдашние теоретики, осмысливающие современную им технику стихосложения и излагающие результаты своих размышлений в дидактических трактатах XIV века. Семь жителей города Тулузы, назвавшиеся трубадурами, становятся основателями Литературной Академии, иначе Консистории Веселой Науки[104]; желая поддержать поэтические традиции прежних поэтов, они в 1324 году заказывают составить своеобразный свод правил стихосложения, получающий название «Законник Любви» (Leys d’Amors). «Любовь» (Amors) в данном случае выступает в качестве синонима «лирической поэзии».