Она кивнула и прижала к груди книжки. Супруги собрались и направились к воротам. Саша подошел ко мне и обнял.

– Давай ты сегодня выспишься, а я дома переночую, а то сегодня тебя здорово потрепало, – он заглянул мне в глаза.

– Я с тобой совершенно согласна, на все сто процентов. – мне не хотелось скрывать своего состояния: зачем мучиться, если я плохо себя чувствую.

Он поцеловал меня, попрощался и отправился вслед за родителями. А я пошла доить коз: они не виноваты, что мне нездоровится. Добрела с полным ведерком домой, перелила молоко в бутылки и засунула в холодильник. Завтра с ним буду разбираться, а сегодня мне невмоготу.

В кабинете зажгла свечу. Поднесла руки к пламени и принялась тянуть из него силы, заряжаться. Смотрела, как оно танцует, как меняет свой оттенок. Почувствовала, как тепло идет по рукам и по всему телу. Стало легче, спокойней. Полюбовалась на пламя и потушила его. Теперь нужно посидеть с этим теплом немного, а потом пойти и смыть с себя весь этот день. Можно было бы еще заземлиться при помощи соли, но мне было как-то лениво. Я вообще гражданка ленивая, и не стыжусь этого. Как говорит моя дочь, я не ленивая, я энергосберегающая.

Улеглась спать и сразу вырубилась. Во сне ходила по маленькой деревеньке с маленькими домиками и огородиками с витыми оградками. Народ копошился на своих участках, а когда я мимо проходила, выглядывал из-за оградок и дивился мне. Странное какое-то место. Зашла в какой-то домик, потолки низенькие, полы земляные, а окон нет. Хозяин на лавке сидит, жильем своим хвастается. Поморщилась я, не понравилось, он меня и прогнал.

Утром проснулась здоровая и бодрая, вот что значит выспаться и с вечера подзарядиться. Позавтракали с Катюшкой, переделала все свои утренние дела и решила проведать домового. Налила ему молока в чашечку и взяла конфетку.

Зашла в летнюю кухню и ахнула: на столе стояли все пустые банки, на полу чашки и тарелки, на подоконнике разложены ложки. Негодник какой, намекает, что все это в пыли и надо перемыть. Конечно, я тут толком не убиралась, не до этого было, да и не нужна мне вся эта посуда. Пришлось мыть полки и внутренности шкафов. Ополоснула банки, помыла посуду. Поставила все на место. Пригрозила ему, что еще одна такая выходка, и я его Прошке скормлю.

Надо что-то с этим делать, вернуть домового в родные пенаты. Набрала Матрену.

– Але, Кремль на проводе, – услышала бодрый голос старушки.

– Привет, бабушка Матрена, помощь твоя нужна.

– Выпить не с кем? Так это я щас, мигом примчу, – проговорила весело бабулька.

– Нет, не выпить, – ответила я. – Тут дело серьезное.

– Ну вот, а я уже настроилась. Чего надо-то?

– Там у участкового отец в доме такую чистку провел и такую защиту поставил, что всех своих помощников разогнал. Я даже зайти не смогла. Чего делать, ума не приложу.

– Звони им, я сейчас примчу к тебе, и поедем участкового спасать, а то как мы будем жить без доблестной милиции.

Позвонила Саше, сказала, что в течение получаса приедем к ним с Матреной. Через десять минут за забором затарахтел мотор очередного бабушкиного мотодевайса. Она сидела за рулем шикарного мотоцикла в шлеме с рогами и с большим рюкзаком за спиной.

– Привет, красота неписаная, готова к труду и обороне? Домового взяла с собой? – поприветствовала меня бабка Матрена.

– Добрый день, Бабулька-ягулька, не взяла, – помахала ей рукой.

– Так чего ждешь-то? Забирай его скорей, увози за сто морей, – запела она песенку, пытаясь перекричать рев мотора.

Вернулась в летнюю кухню, в этот раз он снял все занавески, хозяйственный какой. Приоткрыла сумку и пригласила его с собой назад домой. Никто ко мне не вышел. Позвала Прошу, тот отыскал негодника, вытащил его за шкварник и сунул мне в сумку. Кот проводил меня до калитки, чтобы домовой назад в летнюю кухню не сбежал. Понравилось ему у нас, решил до конца порядок навести.

Уселась на мотоцикл позади Матрены, и мы рванули с ветерком к дому участкового. В ушах засвистел ветер, замелькали деревья, поднялась пыль столбом. Мне стало страшно, и я вцепилась в Матрену.

– Удушишь, окаянная, – прокричала старушка.

Я сжала ее еще крепче. Мы быстро домчались до Сашиных родителей. Нас уже встречали Саша и Павел.

– Здрасте, добрые люди. – Она слезла с мотоцикла и слегка поклонилась им. – Меня зовут бабушка Матрена.

– Я Павел, – он поклонился ей в ответ.

– Что же ты, Павел, в штаны наплавил, чуть свою невестку на тот свет не отправил? – Она стянула с себя шлем и перчатки с шипами и обрезанными пальцами.

– Хотел все сам сделать, – ответил он и развел руками.

– Не доверяешь, значит, профессионалам. Сам так сам, а теперь сам убирай все, что понаставил, а мы тут с Агнетой на лавке перед домом посидим, лясы поточим. Подождем, – сказала бабулька и плюхнулась на лавку.

Уборка

С Матреной сидели на лавке и болтали. Сашу опять вызвали по работе, так что он попрощался с нами и уехал на своей колеснице. Павел вышел к нам весь такой серьезный и суровый.

– Кажись, все убрал, – сказал он.

– Уверен? Ничего не забыл? – спросила его Матрена.

– Ну, вроде ничего, – ответил Павел.

– Вроде у Мавроди, – передразнила его бабулька. – Ты, Агнета, сиди, сторожи мой шлем, а я схожу проверю. – И она скрылась за воротами.

Теперь рядом со мной уселся Павел.

– А она тоже умеет всяко-разно делать? – спросил он.

– Умеет, но не практикует. Это я попросила ее помочь, я еще в этом плохо разбираюсь, – ответила я. – И ей надо будет заплатить.

Матрена вышла через минут тридцать, а может сорок, постаревшая, поникшая, уставшая.

– Ну ты, Павел, накрутил и навертел. С тебя магарыч и хороший кусок мяса или фарша, а можешь сам котлет налепить и меня угостить, – сказала она.

– Агнета, заноси домового, сейчас проверять будем, – обратилась бабушка ко мне.

Зашли все вместе в дом, пахло ладаном, свечами и дымом от трав. В углах некоторых комнат горели свечи. Я открыла сумку, и оттуда выскочил маленький лохматый черный комок и юркнул куда-то под стол и исчез. На кухне загрохотали миски и кастрюльки, хлопнул холодильник, кто-то стал греметь ложками.

– Все, значит, тут хорошо теперича. Ну что, Павел, ставь чайник, бабушка умаялась, – устало сказала Матрена.

Она вышла на улицу и уселась на крыльце. Достала свою трубку, набила ее табаком и стала раскуривать. Задымила, лицо преобразилось. На плече появился коловерша, который стал