А больше всех ненавидит Ла Нага. Обязательно убьет самодовольного выскочку на обратном пути. Лишь один из них вернется во внешние миры живым. Как только совершится первый прыжок в подпространстве…

Нет. Ла Нага поджидают флинтеры. Не хочется объяснять им смерть толивианца от его руки.

Остыв, Брунин убедился, что не верит Ла Нагу. Если, как тот утверждает, грядущий экономический крах Толиве и Флинту ничем не грозит, для чего им ввязываться в революцию? Почему попросту не сидеть у себя, ни во что, по обыкновению, не вмешиваясь, пока дела идут своим чередом?

Было ощущение, что Ла Наг его хитро куда-то подталкивает. Так хитро, что он не имеет понятия, в какую сторону… хотя чувствует, как тот его направляет. Если толивианец все держит под полным контролем, зачем тратит столько времени на Брунина? Что ему готовит?

— Мистер Ла Наг ждет вас у флитера на взлетной площадке.

Брунин вздрогнул, услыхав за спиной голос. Это была та же самая женщина, которая провожала его из дома.

— В чем дело? — спросила она.

Он ее проигнорировал и зашагал к площадке.

— Обратно полетишь один на «Пентоне и Блейке», — объявил Ла Наг.

Брунин вмиг преисполнился подозрений.

— А ты?

— А я на «Адзеле» лечу на Толиву. Надо сделать там одно дело, прежде чем возвращаться на Трон.

Они сидели у обзорной стены на промежуточной станции Бернардо де ла Пас, глядя на проплывавший под ними земной шар. Ла Наг забрал свое дерево из карантина и теперь держал его на коленях.

— Что мне до тех пор делать?

— С тобой свяжутся вскоре после прилета.

— Флинтеры?

Ла Наг улыбнулся испугу Брунина, но без насмешливой гримасы. Он вообще казался спокойным, уверенным, чуть ли не дружелюбным. Словно перспектива возвращения в родной мир превратила его в другого человека.

— Флинтеры на Троне составляют лишь малую часть моей армии. И на глаза никому стараются не попадаться. — Он придвинулся и тихо спросил: — Слышал когда-нибудь про Робин Гуда?

— Он в Примусе живет?

Ла Наг тихо, добродушно рассмеялся:

— В определенном смысле — да! Думаю, вы станете близкими друзьями. И если все пойдет хорошо, люди вас примут за одну и ту же личность.

— Это еще что значит?

Новый, легкомысленный и веселый Ла Наг озадачил Брунина. С ним трудней иметь дело, чем со скрытным суровым всеведущим мудрецом-заговорщиком, с которым он непрерывно общался после отъезда с Трона. Какой из них настоящий?

— Всему свое время. — Ла Наг поднялся на ноги. — Мой корабль отправляется раньше, чем твой. Счастливого пути. Увидимся на Троне.

Брунин смотрел вслед удалявшемуся толивианцу с чертовым кустом под мышкой. Ла Наг явно собирается его использовать. Ну и ладно. Охотно будем какое-то время подыгрывать в ожидании своего шанса. Пусть живет, пока приносит пользу. В подходящий момент Брунин выйдет вперед и опять возьмет верх. А потом разберется с ним раз навсегда.

Мир мало знает и думает о бурях, через которые тебе придется пройти. Его интересует одно — сумеешь ли ты привести в порт корабль в целости и сохранности.

Джозеф Конрад

Первое бурное лихорадочное объятие утолило отчаянную взаимную жажду коснуться знакомого тела, но было столь кратким, что уже стало смутным воспоминанием. При втором — вдумчивом — радостно узнавались привычные движения и реакции. Третье — искреннее любовное приветствие в родном доме — окончательно удовлетворило и лишило сил.

— Как долго тебя не было, Питер, — вздохнула Мора.

— Слишком долго.

Они помолчали, обнявшись до потери дыхания.

Потом Питер сказал:

— Ты ничего не спрашиваешь о поездке.

— Знаю. Решила, что обождет.

— Боишься снова поссориться?

Он почувствовал, как она кивнула в темноте рядом с ним.

— Наверняка. Хочется начать новый год рука об руку, а не с оружием.

Он с улыбкой еще крепче стиснул жену.

— Ну что ж, он на пороге, мы тоже. Так и следует начинать новый год.

— Ты уехал в начале года Черепахи. Прошло много времени. В год Малака тебя рядом не было.

— Сейчас я здесь, а остальное утром обсудим. Хватит пока разговоров.

Первой заснула Мора, положив голову ему на плечо. Несмотря на усталость, Питер долго лежал, прислушиваясь к грохоту штормовых волн за стенами. До чего хорошо дома… уютно, надежно. Он понял, что больше не сможет уехать. Пусть отныне другие заботятся о положении дел на Троне. С него хватит. В первый день нового года и во все последующие он останется здесь, в доме в дюнах. На том размышления оборвались.

Приняв решение, он погрузился в сон.

Сначала явилась женщина. Шмыгнула в открытую дверь спальни, подобралась к кровати с двумя большими мешками в руках. Пристально всмотрелась в лицо, убедилась, что это действительно он, и с маниакально вспыхнувшими глазами вывалила на него содержимое. Ядовитым снегом посыпались тысячи оранжево-белых имперских марок. Женщина глянула через плечо, что-то беззвучно крикнула, и в дверь сразу хлынул бесконечный поток незнакомых людей с ненавидящим взглядом, со свертками и тюками, откуда сыпались и сыпались марки. Ла Наг только вертел головой. Мора исчезла. Он остался один перед молчавшей толпой убийц, которая множилась, с головой засыпая его деньгами. Уже нечем дышать… вот сейчас он умрет, умрет, погребенный под имперскими марками…

Проснувшись, он рывком сел в постели, обливаясь потом. Опять то же самое. Этот сон его преследует во всем освоенном космосе. Все! Завтра объявит членам Совета, пусть ищут кого-то другого для совершения революции.

— Давай, пап! Скорее!

Дети… думал Питер, взбираясь по серовато-зеленой дюне следом за семилетней дочкой. Уедешь на полтора года, вернешься и не узнаешь — так выросли. В первый день чуточку тебя стесняются, а назавтра ведут себя так, будто не уезжал никогда.

— Иду, Лайна.

Девочка с развевавшимися на крепком ветру светлыми волосами, худенькая, гладкая, стройненькая, красивая, стояла на гребне дюны, глядя на море. Он смотрел на нее стиснув зубы, с комом в горле. Дочь растет без отца. Питер Ла Наг взбирался на вершину дюны, не смея остановиться.

Наверху на него налетел порыв ветра. Погода нисколько не облегчала тяжелого настроения. В подобные серые дни свинцовое небо тонет в свинцовом море, белые облака напоминают клубы пара, заволакивающие железнодорожный узел… Через два шага откроется берег: Лайна не преувеличивала.