Усевшись за столик и рассказав симпатичной улыбчивой официантке, явной метиске, чего я хочу, я уставился на мелькающие на улице цветные огни и стал думать, как бы это технично свалить из Штатов. Интересное дело, думал я, люди жизнь кладут на то, чтобы сюда попасть, а у меня все наоборот. Все не как у людей. А говоря проще — у бедного Васечки вечно в жопе камушки. Кстати, теперь нужно не забывать, что я уже не Вася, а вовсе даже Женька. Или, на крайняк — Юджин. И, между прочим, американский гражданин.

Ну, принесли мне напитки всякие, фрукты, лед, я дал девчонке денег и стал думать дальше. А думать надо было конструктивно.

Поезда отсюда не ходят, в аэропорт меня никакими пряниками не заманишь, значит, остается один вариант. Чесать отсюда на корабле.

И опять же — не пассажиром, а… А кем? Можно, конечно, попросту дать тысяч десять капитану, и он совершенно спокойно перевезет меня через океан. Впишет в судовую роль пятым помощником восьмого чистильщика гальюнов — и все. И никто даже не вякнет. Ведь капитан на корабле — не просто начальник или там директор какой-нибудь. Капитан — это царь и бог. Он может арестовать человека, он может похоронить его в море, если сочтет нужным. На борту своего корабля он распоряжается не только действиями команды, но и судьбами людей. Как вождь племени или, скорее, как пахан на зоне.

Я приложился к коктейлю и подумал, что это вариант неплохой, но не нужно спешить. Есть в нем что-то слегка сомнительное.

Ну, дам я ему денег. А ведь это вроде как признание в том, что у меня рыло в пуху и я не хочу светиться. А он, если вдруг ему нужно в пароходстве очков себе набрать, возьмет да и сдаст меня в порту прибытия. Вот, мол, какой он принципиальный и как он за честь родного флота болеет. И даже не в деньгах дело, которые я на этом потеряю. Тут потерять можно гораздо большее. Голову можно потерять.

Значит, надо устраиваться матросом.

Может быть, для этого тоже придется кому надо ручку позолотить. Но без этого — никуда. Это уж как положено. Значит…

Значит, завтра, а точнее — уже сегодня, с самого утра — в порт.

Или даже лучше не ломиться в порт, а купить русскую газетку, кажется, она называется «Шалом», и почитать там объявления.

Эх блин, Америка!

Только тут можно купить русскую газету «Шалом». Между прочим, тут, если хочешь, можно купить кошерное сало. Вот уж этого я никак не понимаю. Видно, туповат.

В общем, проваландался я на Бродвее до семи часов утра, потом сходил в тубзик, вымыл лицо, чтобы слегка освежиться, и поехал на Брайтон-Бич за газетой. Купил там три последних номера «Шалома» и сразу отвалил. Хоть это было и раннее утро, но мало ли, вдруг кто-нибудь из интересующихся мною лиц решит прогуляться с собачкой. Береженого бог бережет, подумал я, нажимая на педаль газа.

Убравшись с Бруклина, я остановился на заправке, купил бутыль «Кока-Колы» и принялся изучать страницы объявлений.

И через несколько минут я понял, что главный небесный начальник решил в этот день дать мне пирожок. Среди объявлений о том, что требуются опытные бэбиситтеры[10]и сейлзмены,[11]я обнаружил скромное извещение, сообщающее о том, что на холодильник «Нестор Махно», стоящий у четырнадцатого пирса нью-йоркского грузового порта и отправляющийся в Европу, требуется врач на один рейс.

Я аж заерзал на сиденье. Это было то, что мне нужно.

На всякий случай я посмотрел на число. Число было завтрашнее. Заглянув в предыдущий номер, я тщательно проштудировал страницы объявлений о работе и с величайшим облегчением убедился в том, что там этого объявления еще не было.

Так. Значит, вакансия свеженькая, с пылу с жару, самое то, что нужно. А если там объявится еще какой-нибудь лекарь, желающий прокатиться в Европу, то лучше бы ему, пока не поздно, бежать из порта во все лопатки. Ясное дело, что я отобью у него охоту устраиваться на такое нужное мне место. А если он упрется, я ведь его и урыть могу! Причем не моргнув глазом. Слишком уж важным было для меня это место корабельного врача.

Я бросил газеты на заднее сиденье и завел двигатель.

Внутри у меня все аж зудело от нетерпения, но по дороге в грузовой порт я старался ехать, не нарушая правил и не привлекая к себе внимания редких копов. Вообще-то здесь, в Америке, кое-что хорошее все-таки есть. Ни один коп, а по-русски — мент, никогда не остановит тебя, если ты не нарушаешь правила или если твоя телега не в розыске.

Точно говорю — никогда. И всякие совковые варианты типа «Здрасьте, сержант Пердодрищенко. Проверочка документиков!» — здесь не проходят. И если какой-нибудь совсем уж тупой патрульный сделает это, то на следующий день с самого утра он будет объясняться с судьей, а твой адвокат будет драть его, как котяра спинку кресла.

В общем, приехал я в порт, бросил телегу и пошел искать четырнадцатый пирс. Нашел. Стоит там этот самый «Нестор Махно», трап спущен, а на палубе у трапа облокотился на фальшборт здоровенный стопроцентный хохол. Морда аж лоснится, усы как у Тараса Шевченко из учебника литературы, маховики как у гориллы, и лениво так плюет вниз.

Увидел, что я к трапу подошел — плевать перестал. Смотрит сверху, а щеки, как тугая жопа у доярки. Вниз так и просятся.

Ну, поднимаюсь я на палубу, говорю ему:

— Здоровеньки булы!

Он на меня посмотрел и говорит:

— Ну!

— Не нукай, не запряг, — говорю, — это вам тут лекарь нужен? Я по объявлению.

— А-а, — понял он и говорит: — Иди к секонду. Капитана сейчас на борту нет, будет после обеда.

Я спрашиваю:

— А секонд — это кто?

Он на меня с пренебрежительной усмешкой посмотрел, дескать, сухопутная крыса приконала, и отвечает:

— Это второй помощник.

В это время из-за надстройки показался еще один хохол. Но уже совсем другого типа. Тощий и длинный, как жердина. Но тоже с обвислыми национальными усами.

И говорит этому здоровому:

— Мыкола, старшего механика не бачив?

— Не бачив, — ответил вахтенный Мыкола, — тут человечек до секонда пришел. Проводи его, Петро, будь ласка.

Петро кивнул и сказал мне:

— Пишлы. Развернулся и пошел.

Ну, я иду за ним, поднялись мы по одному трапу, потом по другому, и заводит он меня в огромную, от борта до борта, рубку. А там сидит у стола с картами еще один хохол, но эти оба против него — козявки. Не в смысле размеров, а в смысле важности. Мне аж захотелось шапку с головы сдернуть. Сильный хохол.

Он повернул ко мне гладко выбритое табло, посверкал золотыми очками, а тот, который меня привел, говорит: