В оружейной лавке я приобрел две шпаги – себе и Карлу. Нам носить холодное оружие полагалось по статусу. Пистолеты брать не стали, предстоял долгий водный путь, за это время порох может отсыреть, если его не хранить надлежащим образом. Я что-то сомневался, что на посудине контрабандистов нас разместят со всеми удобствами.

Поскольку садиться на корабль в порту было довольно рискованно – таможенники время от времени проверяли, не вывозятся ли из страны запрещенные товары, мы договорились о встрече в условленном месте – небольшой бухте, укрытой от посторонних глаз. Капитан сказал, что встанет на якорь недалеко от берега, а за нами вышлет шлюпку с матросами.

Мы оказались в бухте точно в срок, но, как выяснилось, у контрабандистов собственное представление о времени. Шлюпка прибыла глубокой ночью, когда я, устав от томительного ожидания, стал все сильнее склоняться к выводу, что о нас попросту забыли.

Широченная река нагоняла волны, разбивающиеся о берег, усеянный галькой и крупными валунами. Высоко светила полная луна. В небе носились крикливые и жадные чайки. Дул холодный, пронизывающий ветер. Мы порядком озябли, пока наконец не услышали шлепанье весел по воде и вялое переругивание матросов. Они подплыли к берегу и стали нас звать.

– Долго же вас не было, – в сердцах сказал я, ступая по воде.

Сапоги противно хлюпали, одежда промокла. Я боялся подхватить несвоевременную простуду. Болеть было опасно. Пустяковая инфекция, которую в будущем можно вылечить за пару дней, здесь могла загнать в могилу.

Капитан, грузный и усатый, встретил нас на палубе:

– Простите за задержку, господа. Пришлось улаживать кое-какие вопросы, но теперь нас ничего не держит. Ветер наполнит наши паруса, и мы полетим птицей.

– Да вы поэт, уважаемый, – усмехнулся я витиеватости его речи.

– Все моряки – либо пьяницы, либо поэты, а зачастую и то и другое вместе, – с достоинством ответил капитан.

Он внимательно оглядел каждого из нас и прибавил:

– У вас богатырское телосложение, господа. На вашем месте я в Пруссии вел бы себя ниже травы тише воды.

Каюсь, что тогда я не придал должного значения этим словам.

– Господь милосерден, – философски заметил Карл – Вознаградив ростом и силой, он не оставит нас в беде.

Я протянул капитану задаток. Он не стал пересчитывать деньги.

– Прошу следовать за мной. Больших удобств не обещаю, но это лучшее из того, на что вы могли бы рассчитывать.

Капитан привел нас к потайной каюте, устроенной в трюме.

– Здесь вас никто не найдет.

– Неужели таможенники сюда не заглядывают? – удивился я.

– Им не позволяют деньги, которые я плачу с завидным постоянством.

Капитан распахнул дверь:

– Проходите, не стесняйтесь. Я позабочусь, чтобы утром вам принесли завтрак.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Можно нам изредка выходить на палубу?

– Только ночью. Я человек осторожный и хочу оградить себя заранее от возможных неприятностей.

Каюта была маленькой и тесной. Мы набились в нее как сельди в бочку.

– Желаю вам приятного путешествия, господа, – сказал капитан напоследок и запер дверь.

Окна или, вернее, иллюминатора в каюте не имелось. Я зажег свечку. Дрожащее пламя осветило крохотное помещение, пропахшее сыростью. К потолку были подвешены несколько гамаков, в углу стояло кожаное ведро, предназначенное для удовлетворения естественных надобностей.

– Зябко тут… Как в могиле, – поеживаясь, заметил Михайлов.

– Не круизный лайнер, конечно, но на первое время сойдет, – пробормотал я себе под нос и принялся устраиваться в гамаке. – Господи, как я устал. Предлагаю затушить свечку и завалиться спать. Все равно других развлечений не будет.

– Оно и верно, – согласился Чижиков. – Таперича лишь бы не укачало. Хучь и не по морю плывем, но меня мутит уже при виде одной воды.

– Ну, спаси нас Христос, – перекрестился Михайлов. – Лишь бы эта лоханка не утопла.

Я морской болезнью не страдал, поэтому плавание переносил спокойно, а вот Чижикову приходилось несладко. Он то и дело склонялся над ведром и отказывался от еды. Остальные гренадеры чувствовали себя нормально.

Шхуна плыла ровно, качка почти не ощущалась. Мы слышали мерное убаюкивающее поскрипывание, хлопанье парусов, крики птиц, громкие команды капитана и редкие возгласы суетящихся матросов.

Все, что нам оставалось делать, – есть или спать, других занятий не было. Темы для разговоров исчерпались, если честно, мы успели устать друг от друга. Чтобы не сидеть в постоянной темноте, я купил у капитана свечей, и мы их нещадно сжигали.

Кормежка оказалась неважной. Давали селедку, после которой ужасно хотелось пить, вяленое мясо и черствый хлеб. Раз или два принесли моченых яблок. Я надкусил одно и сморщился. Яблоко было кислым как лимон, хотя Карл поедал их с удовольствием. А вот Чижиков по-прежнему отказывался принимать пищу. Ему было хуже всех. Я почему-то думал, что морская болезнь со временем проходит, но гренадеру не стало лучше до самого конца плавания.

Из каюты выпускали только ночью – чтобы прогуляться по палубе и подышать свежим воздухом. Перед тем как судно пересекло границу с Пруссией, капитан зашел к нам и предупредил, чтобы мы сидели тихо как мыши.

– Но ведь вы сказали, что у вас все оплачено и проблем не будет, – заметил я.

– Верно, но никто не застрахован от слишком радетельных или жадных придурков, – хмуро сказал капитан.

Усы его при этих словах обвисли, и я догадался, что дела обстоят отнюдь не так гладко, как расписывал он.

Однако все обошлось. Корабль пришвартовался к причалу, команда бросила якорь, загремели деревянные сходни, по палубе затопали солдатские башмаки, возле дверей в каюту кто-то простуженно закашлял и заговорил на немецком. Речь сводилась к одному – некий таможенник считал, что его труд недостаточно хорошо оплачивается.

– Мы так не договаривались, – принялся возражать капитан.

– В таком случае я арестую судно и весь груз. Даже если ты чист перед законом, я все равно найду к чему придраться, – заверил невидимый таможенник.

– Но ведь это грабеж, – совсем упал духом капитан.

– Может, и грабеж, но у тебя нет выбора.

Невидимый собеседник захохотал, но его смех быстро перешел в лающий кашель.

– Проклятая погода! Когда-нибудь она меня доконает! Что ты решил?

– Хорошо, – согласился капитан. – Пройдем в мою каюту и рассчитаемся. Только прикажи убрать солдат, пока они не перевернули шхуну вверх дном. И проследи, чтобы они ничего не стащили.

– Не волнуйся, друг мой. Если кто-то из моих солдат чуток поживится на твоей посудине, сильно от тебя не убудет. Поделись с ближним своим и внакладе не останешься, – снова засмеялся таможенник.