– Понимаю. – Она нервно крутила в пальцах пудреницу, то открывая, то закрывая ее. – Я буду обнажена, а ты раздет наполовину.

Чувствуя неловкость, он пожал плечами:

– Для меня так будет легче.

Он не перенес бы, если бы она увидела его культю, касалась ее, задумывалась бы над несчастным случаем, в результате которого он стал инвалидом.

– Я видела картинку бегуна с металлическим протезом. – Она помолчала, продолжая вертеть в руках пудреницу. – У тебя такой же?

Обыкновенное любопытство. Ему следовало быть к этому готовым.

– У меня их несколько. И они сделаны так, что очень похожи на мою другую ногу. Детали закрыты предохраняющей кожей. – Он постарался сказать это как можно небрежнее, чтобы она не заметила, как ему трудно говорить о таких вещах. – Ступни, приспособленные к протезам, называются «высоким ковбойским каблуком» и по форме выглядят как ботинок.

Она придвинулась чуть ближе:

– Так ты можешь надевать любые ботинки, какие хочешь?

– Мои ботинки сделаны как обычные, с молнией.

Он видел ее старания разобраться во всем, выработать собственную точку зрения на искусственную ногу, на фальшивый ботинок.

– Ты даже в постели не снимаешь протез?

– Не все так делают. Во всяком случае, не обязательно.

– И ты никогда не проведешь со мной ночь? Никогда не будешь спать рядом?

– Нет. – Он знал, что некоторые женщины после секса любят объятья, любят задерживать своих партнеров возле себя на всю ночь, но для него это невозможно. – Если ты не сможешь иметь дело со всем этим, не расстраивайся, все прекрасно. Я только хотел, чтобы все было в открытую.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Я могу иметь с этим дело.

– Значит, ты хочешь быть моей возлюбленной?

– Если только ты уверен, что сам хочешь иметь дело с сорокалетней плаксой.

Он не смог сдержать улыбку.

– Я уверен.

Она улыбнулась в ответ:

– Я тоже.

Он вынул руки из карманов и вытер все-таки вспотевшие ладони. Хорошо, значит, вопрос улажен, они стали официальными любовниками. Точнее сказать, станут, как только представится случай.

– Ты бы лучше заканчивала свои приготовления, – посоветовал он.

Она опять повернулась к зеркалу.

– Я почти все сделала.

– Хорошо. Отлично. – Он стоял позади нее так, что оба отражались в зеркале. – Ты не плакса, Джулианн, ты прекрасна, – добавил он ласково.

Просто совершенство.

В магазине «Беби-бонус» был самый лучший в городе выбор игрушек, мебели, одежды, постельных принадлежностей, ходунков, высоких креслиц и автомобильных сидений для малышей.

Джулианн и Бобби рассматривали выставленные товары.

– Мне нравится вот это. – Он в восхищении остановился перед белой с красным детской кроваткой. – И матрасик тоже хорош.

– Мне тоже нравится. – Джулианн направилась к крошечному креслицу и улыбнулась плюшевому медвежонку, сидевшему в нем. – Какой симпатичный!

Подошел Бобби и стал позади нее, обняв за талию:

– Эта штука очень сгодилась бы для мальчика или... для девочки.

Джулианн спиной прислонилась к нему.

«Я стала частью его семьи? – удивилась она про себя. – Или только ребенок?»

Она не стала уговаривать себя, что его отказ раздеваться перед ней был не так уж важен, потому что знала, что это так.

Может быть, проблема глубже, чем простое сбрасывание одежды? Может быть, Бобби не способен обеспечить женщине те чувства безопасности, покоя и уверенности, в которых та нуждается?

А еще он до сих пор носил обручальное кольцо.

«Не думай об этом», – приказала сама себе Джулианн. Она положила руку поверх его руки на ее животе.

Разве ребенок значит меньше, чем это кольцо?

Бобби пощипал ей губами ухо, и по ее спине пробежала восхитительная дрожь удовольствия.

– Не могу дождаться, когда прикоснусь к тебе, – прошептал он.

– Когда это произойдет? – почти неслышно спросила она.

Он скользнул рукой вверх от талии к груди и большим пальцем погладил сосок:

– Когда захочешь, тогда и произойдет.

Джулианн прижалась спиной к его животу:

– Сегодня вечером.

В конце прохода послышались голоса, и Бобби отдернул руку. Джулианн сразу переменила позу – покупатели, еще одна беременная дама.

– Извини, – сказал Бобби.

– Все в порядке. Не думаю, что они что-нибудь видели.

Он откашлялся:

– Надеюсь.

На ее губах неожиданно мелькнула улыбка: он всегда покашливал, когда нервничал. Или беспокоился. Или старался прогнать какую-нибудь рискованную мысль.

Ей вдруг захотелось обнять его крепко-крепко и держать, не отпуская, всю жизнь. Она неожиданно почувствовала себя снова молодой. Молодой и влюбленной.

Влюбленной?

– Мы должны его купить.

– Кого?

– Этого плюшевого мишку. – Бобби широким шагом подошел к крошечному креслицу и взял медвежонка. – Он станет первой игрушкой малыша.

Она не слышала, о чем он говорит. Она влюбилась в Бобби!

Бобби крутил у мишки лапки, заставлял его плясать, а ей не хватало воздуха.

– Иногда мне все еще трудно бывает поверить, что это случилось. – Пушистые коричневые лапы тихонечко толкали ее. – Что я и в самом деле собираюсь стать отцом.

Она набрала в легкие воздуха, а он улыбнулся.

– Ты знаешь, что там происходит? – мишка перенес свою игривую лапу ей на живот. – Малютка сейчас не более дюйма, но черты лица уже определились. Удивительно, не правда ли? Наш малыш, возможно, похож на нас. Уже сейчас.

На нас. На них двоих.

«Конечно, я люблю его», – подумала Джулианн, глядя на морщинки возле темных глаз. Разве она могла это отрицать?

– Мы подождем, пока малыш родится, а потом подберем ему имя, – сказал он. – Это обычай чироки.

Все еще стараясь сохранить самообладание, она только кивнула.

Он сунул медведя под мышку.

– Но все меняется, и сегодня отец сам может дать имя ребенку. В древнем быту чироки мужчина селился у женщины, на которой был женат, и потому его власть над детьми была ограниченна. Теперь же мужчина – бесспорный глава семейства.

Она не знала, что на это отвечать. Какой глава семейства, если они даже не живут вместе?

– Я хочу, чтобы ребенок носил мою фамилию, – сказал он.