Июнь:

«Коммерческая газета»:

«События идут с головокружительной быстротою. Забастовки, имевшие до сих пор в Одессе мирный характер, приняли 13 июня небывалое боевое настроение и выразились в целом ряде столкновений — рабочих с войсками и полицией. Начались столкновения 13 июня на Пересыпи. В тот же день вечером толпа на Пересыпи остановила движение поездов как конных, так и паровых, курсирующих на лиман. На другой день настроение населения, в особенности рабочих кварталов, сделалось еще более напряженным. Толпа заполнила центральные улицы, заставляя закрывать магазины и мастерские и приостанавливая движение конки. В некоторых местах были устроены баррикады из перевернутых вагонов конок, омнибусов, досок, кирпичей, камней и т. п., которые таскали из мест, где производятся постройки. В половине десятого вечера того же дня на Соборной площади, недалеко от собора, раздался взрыв динамитной бомбы, брошенной в городового Павловского, который хотел арестовать молодого человека, несшего бомбу; от городового осталась бесформенная масса. Сам же молодой человек, бросивший бомбу, скончался на руках врача «Скорой помощи». Но особенного напряжения достигло состояние населения 15-го утром. Город почти опустел. Все время порядок в городе и в гавани ничем не нарушался. Только после полудня, когда масса рабочих, находившихся в порту с раннего утра, разошлась по домам, возле пакгауза Нового Мола стала хозяйничать дикая толпа темных и бессознательных отбросов, пьяных босяков, воров и других любителей легкой наживы, сбегавшихся со всех концов города. С 5 часов вечера начался грабеж пакгаузов РО и РОПиТ. Начали с бочек с вином, которые быстро были разбиты, и вино полилось широкой рекой. Толпа быстро хмелела. Много чернорабочих до того перепились, что замертво сваливались у зданий пакгаузов. К 9 часам вечера толпа пьяных подростков стала зажигать ракеты и фальшфейера. Быстро загорались тюки хлопка, и через несколько минут огромные пакгаузы пылали, отбрасывая в тихое, ясное небо столбы дыма и огня. Приехал пожарный обоз Бульварного участка, но был осыпан градом лимонов, апельсинов и других предметов. Пожарные принуждены были отретироваться, и пламя беспрепятственно разлилось широким потоком по берегу гавани в сторону Пересыпи. Вскоре пылали склады, мастерские, баржи, несколько пароходов, портовая Николаевская церковь, эстакада. Огонь подбирался к мастерским РОПиТ и газовому заводу. Но усиленные отряды войска, находившиеся в этих местах, не дали огню распространиться дальше. Все выходы в порт были заняты усиленными патрулями войск. На бульваре и возле памятника Екатерине II стояли казаки, которые разгоняли толпу. В этом месте была брошена бомба, взрыв которой ранил несколько казаков. Сгорели три парохода Российского общества (РО) и два парохода РОПиТ, нагруженные товарами. С утра 17 июня начались похороны найденных трупов чернорабочих и других неизвестных лиц, сгоревших и убитых в районе порта».

«Одесские новости»:

«Нашему корреспонденту удалось взять интервью у свидетельницы событий, жены портового стрелочника Варвары С. (по просьбе последней мы оставляем в секрете ее фамилию). Вот что она рассказала: «Поздно ночью пошли они по порту. Разграбят амбар, польют керосином, зажгут его и идут дальше. Пароходы, баржи, все жгли. Дошли до моей хаты, один размахнулся, хотел полить керосином, да другой говорит: «Не тронь, тут сторож живет, сам бедный». Да спасибо молодежь откуда-то появилась, студенты, евреи. Они и помогли нам вытащить вещи на берег да упросили не трогать нас».

Одесскому градоначальнику 16 июня 1905 г. СЕКРЕТНО.

«15 сего июня бесчинствующая толпа в Порту в 11 часов вечера подожгла эстакаду, а затем последовательно в 11 часов 30 минут сожгла рампы, 16 сего же июня в 1 час 15 минут ночи станцию Одесса-порт и все склады в районе упомянутой станции. Пожаром уничтожены все здания, эстакада. Остались целыми конюшенное здание новое и пост № 2. Сгорело около 100 вагонов. Войска с 2 часов ночи действовали оружием. Количество жертв пока не представляется возможным установить. Посторонняя толпа не позволяла тушить огонь, только при содействии войск в 2 часа ночи приступили к тушению. Пожар продолжается.

Ротмистр Одесского жандармского полицейского управления железных дорог Делянов».

Телеграмма исполняющего городского головы Одессы К.Э. Андреевского в Морское и Военное ведомства:

«Покорнейше прошу о принятии экстренных и действенных мер для обеспечения жизни и имущества граждан города Одессы».

«Из рапорта одесского полицмейстера градоначальнику Одессы»:

«При сем доношу: за дни беспорядков в порту и городе со стороны гражданских лиц убито 57 человек, из них установлены личности 14. Десять трупов полностью сгоревших. Со стороны правительственных сил убиты один городовой и один солдат. По полученной от врачебного инспектора справке на день подачи настоящего рапорта в больницах находятся 80 раненых. Число лиц, похороненных к настоящему моменту на городских кладбищах, — 32».

«Из дневника Николая Второго»:

«Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе. Просто не верится!»

Телеграмма Николая Второго командующему Одесским военным округом генерал-лейтенанту С.В. Каханову:

«Примите немедленно самые жестокие, решительные меры к подавлению восстания как на «Потемкине», так и среди населения порта. Каждый час промедления может в будущем обернуться потоками крови».

«Голос Одессы»:

«Согласно Высочайшему Указу, Одесса, Одесское градоначальство и Одесский уезд объявляются находящимися с 3 часов ночи 29 июня на военном положении».

— Ай да мы, устроили заварушку! — Виктор пнул носком ботинка ржавую банку на тротуаре. — Жрать хочется, идем перекусим!

— Боязно, Витя. Слышите, стреляют вроде.

— Да елки-палки! Стреляют. Невидаль!

Над Одессой повисли сумерки, тянуло гарью от недавних пожаров со стороны порта.

Они пошли в сторону центра, держались за руки. У фонарного столба он внезапно остановился, сгреб ее в объятия, стал целовать.

— Витя, ну что вы! — слабо отбивалась она. — Ну, будет! Увидят же…

Недавняя их размолвка выветрилась из памяти — он поклялся, что ночевал в ту ночь на Пересыпи, в лодке работавшего с ним по доставке динамита румына-контрабандиста. Рассказывал, как не мог уснуть из-за бродивших вокруг влюбленных парочек, как скрипели и шатались по соседству вытащенные на берег лодки («Туда-сюда, туда-сюда: обхохочешься!»).

Она дала себе слово не изводить его больше по пустякам. Столько любимый человек пережил, столько настрадался! Родился в бедности, как и она, мальчишкой работал у отца в сапожной мастерской. Голодал, связался со шпаной, стал воровать, сбежал с дружком Гришкой Котовским по кличке Заика в Кишинев. Нашел в себе смелость порвать с уголовниками, устроился на работу в швейную мастерскую, учился вечерами, читал умные книги, сблизился с революционерами. С ним иногда тяжело: бывает груб, сквернословит, заигрывает с женщинами. Но не люби он ее, думала, с его внешностью, деньгами, авторитетом среди товарищей, стал бы он с нею возиться, тратить время, чтобы сделать из нее революционного борца? Да ни в жизнь!