К январю я знал, что прошел предпоследний отбор. Управление по делам личного состава США начало проверку моих биографических данных. Они звонили всем: членам семьи, коллегам, воспитательнице в детском саду. Они добрались до всех.

В ту неделю, когда я проходил собеседования, я познакомился с Марком Келли. Он был пилотом военно-морских сил, и, пока мы ждали, они вместе с другими флотскими кандидатами составили список электронных адресов, чтобы мы могли обмениваться информацией о ходе отбора. Марк был так любезен, что внес в этот список и меня. По электронке передавали слухи, сплетни, фантазии. Мы все пытались гадать на кофейной гуще и жаждали каждой крохи информации, какую только могли получить.

Наступило 19 апреля. Была пятница. Мне пришло электронное письмо от флотского инженера по летным испытаниям. Она звонила в Хьюстон, чтобы что-то уточнить, и ей сказали, что все звонки, положительные и отрицательные, будут сделаны в понедельник утром. Едва прочитав это письмо, я выключил компьютер, вышел из кабинета и отправился на прогулку. Я не мог сидеть на месте. Должно быть, я гулял несколько часов, а мои мысли бежали впереди меня.

Все, что я мог сделать, — это живым и здоровым пережить эти выходные. Я возился с домашними делами, старался постоянно чем-то занять себя, но почти все время переживал по поводу звонка. Мне было 33 года. На протяжении практически всей прошедшей жизни ответом на главный вопрос неизменно было «может быть». В понедельник утром я должен был услышать «да» или «нет», но в любом случае моя жизнь уже никогда не станет прежней. В воскресенье вечером я укладывал Даниэля спать. Ему недавно исполнилось девять месяцев, и я помню, как смотрел на него и говорил: «Завтра мы узнаем, станет ли твой папа астронавтом».

В понедельник утром я взял на работе выходной. Если новости будут плохими, я не хотел плакать за столом в своем кабинете. Я хотел сидеть дома и быть готовым ответить на звонок, когда он прозвучит. Поэтому, естественно, я был в туалете, когда зазвонил телефон. Карола подошла к двери и сказала:

— Майк, звонит кто-то из НАСА.

Я выскочил из туалета и схватил трубку:

— Здравствуйте!

— Майк? Это Дейв Листма из Космического центра имени Джонсона. Как ваши дела?

— Дейв, я не знаю, — ответил я. — Хотел бы спросить об этом у вас.

Он рассмеялся:

— Ну, я думаю, у вас все будет хорошо, потому что мы хотим, чтобы вы стали астронавтом, и надеемся, что вы все еще заинтересованы в этом.

— Да! — сказал я. — И на случай, если вы не расслышали: да! ДА! ДА! ДА!

Я завопил в трубку. Карола тоже что-то закричала. Зарыдал Даниэль. Думаю, Габби мы совсем сбили с толку. Повесив трубку, я все еще не мог поверить, что это по-настоящему. Я испугался, что, возможно, они звонили другому Майку Массимино. Я схватил трубку и перезвонил в НАСА. Ответил Дуайн Росс.

— Слушаю?

— Это снова Майк Массимино. Я просто хотел проверить, не ошиблись ли ваши ребята.

— Не беспокойтесь. Мы позвонили по адресу.

Когда становишься астронавтом, жизнь быстро меняется. В тот день, когда мне позвонили из НАСА и предложили работу, я был университетским преподавателем, который целыми днями стоял у доски с мелом в руке и читал лекции для набившихся в аудиторию девятнадцатилетних студентов-инженеров. Шесть месяцев спустя я преодолевал звуковой барьер на заднем кресле двухмоторного сверхзвукового реактивного самолета.

После звонка из НАСА я закончил свой последний семестр, в конце июля мы собрали вещи и поехали в наш дом в Техасе, который дожидался нас все это время. Когда мы добрались до старых мест и поднимались вверх по своей улице, то увидели, что Стив Смит, наш сосед-астронавт, украсил наш двор американскими флагами, лентами и кучей плакатов. Это было здорово. Неделю спустя, 12 августа 1996 г., я начал работать в Космическом центре имени Кеннеди как кандидат в астронавты (ASCAN). Я въехал в комплекс с северного входа, махнул своей карточкой, и охранник кивнул мне, чтобы я проезжал. Это было здорово. Почти всю первую неделю шли ориентировочные программы, размещение в отделе, заполнение бумаг. НАСА провело пару неофициальных мероприятий и тусовок, чтобы все перезнакомились друг с другом. Это было нам необходимо: мы были самым большим набором астронавтов в космической программе. Нас было 44: 35 американцев и 9 иностранцев. У каждого набора астронавтов есть свое прозвище. Самых первых астронавтов программы «Меркурий» называли «Первой семеркой». Вторую группу из девяти человек — «Новая девятка» (оригинально, не правда ли?). Когда началась эпоха шаттлов, названия стали давать более изобретательно: «Личинки», «Комки шерсти», «Летающая эскарго». Отдел астронавтов занимал весь шестой этаж здания 4 в Космическом центре Джонсона. В наборе перед нами было 15 человек, и им уже было тесновато. Теперь руководство должно было запихать всех нас туда же. Поэтому нас прозвали «Сардинами».

Как только мы прибыли, НАСА, не теряя времени, отправило нас летать. Астронавтов разбили на две группы: пилоты и специалисты полета. Я был во второй группе. Все специалисты полета на тренировках летали на задних креслах, как вторые пилоты. Эти полеты должны были подготовить нас к космосу. Различные симуляторы шаттла — это прекрасно, но они не настоящие. Полет на мощном реактивном самолете куда более реален. Ты управляешь настоящим летательным аппаратом, работаешь с настоящим пилотом, испытываешь настоящую тошноту и настоящую болтанку. Твой желудок подпрыгивает совершенно по-настоящему, нервы напрягаются, и паника тоже полностью реальна. Эти тренировки дают твоему сознанию и телу почувствовать, какой физической и психической нагрузкой будет космический полет, как правильно на нее реагировать.

В первый день с нас сняли мерки для летных комбинезонов. Военные пилоты носят зеленые комбинезоны. Астронавты — синие. На левом рукаве комбинезона пришит американский флаг, а справа на груди — эмблема НАСА. Что еще важнее, на комбинезон нашивают «крылья» астронавта. Они могут быть белыми, серебряными или золотыми. Большинство гражданских носят белые, но я заказал золотые. С моей головы сделали слепок для изготовления шлема и обвели след моей ноги для форменных ботинок. Черные или коричневые? Со шнурками или с пряжкой? Все подбирают на заказ. Также выдаются форменные перчатки из кожи или номекса и часы Casio Illuminator на черном резиновом ремешке. На дисплее часов можно заметить маленький логотип НАСА, который между собой все называют фрикаделькой. Затем костюм завершается парой крутых солнечных очков-консервов «Рэндольф» — стандартным элементом военной экипировки. У них прямая оправа без всяких крючков, поэтому их можно сдвигать вверх и вниз, надевая шлем. Точно такие же очки носили пилоты в «Парнях что надо». Если хочешь, на шлеме можно напечатать свой позывной, как это было в фильме «Лучший стрелок» (Top Gun), где у героев на шлемах было написано «Маверик», «Гусь» или «Айсмен». Когда я учился в школе, многие ребята даже не знали, что меня зовут Майк. Все звали меня Масса. Позже, в Массачусетском технологическом и в McDonnell Douglas, меня уже никто так не называл. Прозвище просто исчезло, а теперь оно стало моим позывным. «Масса» — вот что написали на моем шлеме.