— Принести еще воды?

— Ага, — я киваю, а потом выдуваю еще один стакан и уже сама засовываю два пальца в рот, нажимая на корень языка и вызывая рвоту. Мне нужно хорошенько прочистить желудок, чтобы на благотворительном приеме обошлось без приключений.

25 глава. Через "не могу"

Полчаса спустя я сижу прямо на холодном паркете в одном из кабинетов «Luce della bellezza», Артем сидит плечом к плечу со мной, а рядом стоит пустой цветочный горшок с остатками пахучей земли на дне — на случай, если меня снова потянет блевать. Мы заперлись на ключ и не отвечаем на телефонные звонки. Нас ищут по всему агентству, но мне просто необходима эта передышка, чтобы собраться с силами и натянуть улыбку на время грядущего приема. Мужчина держит меня за горячую влажную ладонь, а я неожиданно обнаруживаю в себе нежность по отношению к нему. Кто бы мог подумать, что это именно он, придурок и язва, возьмет меня на руки и унесет подальше от всех, спрячет от любопытных глаз и будет сидеть рядом, слушая мое неровное дыхание и поглаживая дрожащие пальцы? Я бы еще ранним утром этого не подумала. Но это так, и мне комфортно с ним.

— Ты уверена, что справишься? — спрашивает Артем.

— У меня нет выбора, — отвечаю я устало. — К тому же, помнишь? Облажается один — вылетят оба. Я тоже не имею права подвести тебя.

— Ты меня уже спасла один раз если не от увольнения, то от серьезного выговора точно, — напоминает он, а я отмахиваюсь:

— Ты меня тоже спасал.

— И готов спасти снова. Если тебе так плохо — насрать, я выкручусь, проведу прием один, а дальше — хоть трава не расти…

— Нет, — я качаю головой. — Просто дай мне немного отдохнуть, помолчи, пожалуйста.

Он кивает и чмокает меня в висок — уже второй раз за сегодняшний день, но сейчас у меня уже нет никаких сил анализировать. Меня мутит, желудок скручивает, как на американских горках, тошнота перекатывается по пищеводу, кожа покрыта скользкой пленкой испарины, а от слабости хочется закрыть глаза и просто уснуть… А проснуться желательно после приема, когда все уже закончилось, гости разошлись, а прожекторы погасли.

Минуты три мы сидим молча, потом снова начинает звонить один из телефонов — нас ищут. Я легонько и молча толкаю мужчину в плечо: нужно ответить. Артем вздыхает и нехотя берет трубку:

— Мы повторяли имена гостей, Софья Кирилловна, скоро будем!

— Достала, — шиплю я, когда он отключается. Артем встает с пола и протягивает мне обе руки:

— Пора, козочка.

— Да, сделаем это, придурок, — я цепляюсь за его ладони, чувствуя, что земля уходит из-под ног, а голова кружится. Артем подхватывает меня за талию, и я прижимаюсь к нему, без тени брезгливости и смущения. Чего уж там. Он трахал меня во все щели, видел меня блюющей над унитазом, держал в этот момент за мокрые волосы, целовал в висок… Какие у нас еще остались нераскрытые карты и запретные темы? Мы ближе, чем мне бы этого хотелось, но что есть — то есть. Отложим ненависть и соперничество до завтра… или до никогда, тут уж как получится, ничего сказать не могу. Сегодня бы просто дожить до вечера и не опозориться перед камерами и именитыми гостями.

Дальше все идет, как во сне. Из-за непрекращающейся боли мир становится маленьким, сосредотачиваясь, сокращаясь до того, что происходит непосредственно со мной. Меня отправляют переодеваться, усаживают в кресло для макияжа и прически, вручают карточки с программой вечера, снова крепят микрофон, на этот раз с ушным монитором, чтобы транслировать мне подсказки, если придется, настраивают звук, пудрят нос, дают попить воды через трубочку, чтобы не смазать губы…

Гул голосов несется с нижнего этажа, где уже давно расставлены столики и собираются гости. Пока их встречают лично Маргарита Викторовна и Софья Кирилловна, но через полчаса — наш с Артемом выход. Прием будет длиться часа три — все это время мы будем развлекать публику, представлять гостей, заполнять паузы между выступлениями, а также агитировать становиться благотворителями различных программ.

Я уже представляю, сколько глаз, софитов, фото- и видеообъективов будет на нас направлено, но привычное и нормальное волнение, которое преследовало меня еще сегодня утром, сейчас отступает: на первый план выходит тупой животный ужас, как физически продержаться все эти три часа. Меня не должно вырвать. Я не должна упасть в обморок. Я не имею права хоть как-то, хоть уголками дрожащих губ, показать, что мне плохо. А мне плохо: тошнота немного отступает, но появляются слабость и жар. Если бы мне принесли термометр — я наверняка нагрела бы его не на тридцать шесть и шесть, а на все тридцать семь и семь.

— Как ты, Анюта? — заботливо спрашивает Артем, обнимая меня осторожно за талию, когда после наведения последнего марафета мы встаем рядом, чтобы через несколько минут спуститься по лестнице к гостям.

— Анюта? — переспрашиваю я удивленно, а он улыбается и шутит в своей привычной манере:

— Тебе показалось. Если что — держись за меня, козочка.

И я правда держусь, вцепляюсь дрожащими пальцами в его рукав и, подавив приступ головокружения, делаю первый шаг в бездну.

На первом этаже жарко и душно. А еще настолько светло, что кажется, софиты просто прошивают мою одежду и кожу насквозь. А еще поднимают и без того высокий градус моего тела. Хорошо, что на мне платье на корсете и без рукавов, иначе темных пятен подмышками было бы просто не избежать. Зато пот скапливается между носом и верхней губой, и Артем каждые десять минут, когда мы отходим в темноту, предоставляя слово очередному выступающему, вытирает влагу своим носовым платком, глядя на меня пристально и взволнованно.

— Спасибо, — шепчу я, а потом снова натягиваю улыбку до ушей и делаю шаг в круг света, благодаря какого-нибудь щедрого чиновника или актера. Пару раз я сбиваюсь, но Артем так ловко подхватывает мои фразы, что со стороны наверняка и не заметны эти промахи. Я одновременно с благодарностью, легким раздражением и мысленными усмешками прикидываю, как потом буду расплачиваться за его помощь. Все мы знаем, как именно: в горизонтальной плоскости. Но знаете… я не против. Сегодня он правда делает для меня великое дело, и я не чувствую в нем фальши. Кажется, он вполне искренен.

Уже в самом конце приема мне опять становится хуже. В этот самый момент один из именитых гостей приглашает на медленный танец Наталью