Таким образом, у Горэма и Мэгги был счастливый брак. Недоставало одного, и оба это чувствовали. Друзей. Сколько воды утекло с тех пор, как приходил на ужин брат Мэгги? Месяца три, не меньше. В этом не было ничьей вины, просто времени никогда не хватало. А Хуан? Они не виделись больше года.

Это было и вовсе нехорошо, потому что Хуан переживал скверные времена. Мэр Коч хорошо справился с той частью города, что находилась за Девяносто шестой улицей, но значительно хуже – с такими районами, как Гарлем, Эль-Баррио и Южный Бронкс. Одни считали, что ему попросту наплевать. Другие возражали, что проблем накопилось столько, что даже Кочу не разгрести зараз. Так или иначе, Хуан почти ничего не добился. «Дела в Эль-Баррио упорно ухудшаются, и никакого просвета не видно», – сказал он им как-то. Он до того упал духом, что подумывал устроиться в крупное учреждение, чтобы хоть где-то применить свои деловые навыки.

Горэм дал себе слово, что после рождения ребенка сразу позвонит Хуану и пригласит их с Джанет на ужин.

Несмотря на эти упущения, которые можно было легко исправить, Горэм имел полное право считать себя очень удачливым человеком. И он считал бы так, когда бы не одно обстоятельство: удачи было мало.

И неудивительно. Горэм полагал, что, если задуматься, Нью-Йорк всегда был местом для людей, желавших большего. За бо́льшим приезжали все: и нищие иммигранты, и зажиточные купцы. В тяжелую пору они прибывали сюда, чтобы выжить; в хорошие времена – преуспеть, в период расцвета – разбогатеть. По-крупному. И быстро.

А Нью-Йорк в восьмидесятых расцвел.

В первую очередь – рынок ценных бумаг. Он и вся сфера сопутствующих услуг, включая юридические. В 1984-м объем торгов впервые превысил миллион акций. Трейдеры, брокеры – все, кто имел дело с акциями и облигациями, получили возможность заработать целое состояние. Том Вулф отлично показал это в книге «Костры амбиций», которая на момент беременности Мэгги стала бестселлером.

Алчность была повсюду. Алчность возбуждала. Успешные алчные люди считались героями. Алчность поощрялась.

Но Горэму пришлось себя спросить: достаточно ли он алчен?

Иногда, сидя в офисе, он вынимал и печально рассматривал подаренный бабушкой серебряный доллар Моргана. Как поступили бы Мастеры прежних времен, купцы и хозяева приватиров, спекулянты недвижимостью и землей, имей они возможность просиживать штаны в офисе и получать жалованье – ладно, немалое жалованье с бонусами и фондовым опционом, но были бы они так осторожны, когда другие стремительно богатели? Навряд ли. Нью-Йорк переживал бум, а Горэм предавался праздности, загнанный в угол собственными осмотрительностью и респектабельностью.

Неужели все представители его родного сословия «старых денег» обречены на посредственность? Да нет. Взять хотя бы того же Тома Вулфа, который пустился во все тяжкие.

Горэм не то чтобы ударился туда же, но начал потихоньку приторговывать сам и добился успеха. Конечно, вложения требовали ссуд – единственный способ быстро нажиться, а рынок рос, и риск был не очень велик. Если честно, то к тому времени, как Мэгги забеременела, он уже обзавелся приличным портфолио.

Мэгги он не сказал. Он решил, что скажет, когда приподнимется достаточно, чтобы по-настоящему ее впечатлить, а это не так-то легко, когда имеешь дело с юристом, клиенты которого владеют очень солидными активами. Скрывать свою деятельность ему было проще простого, так как налоговые декларации они заполняли врозь.

Это была ее идея, едва они поженились. Горэм не знал ее доходов, Мэгги не знала его. Они вели счет бытовым расходам, деля их поровну, а знать остальное было незачем. До того как Мэгги стала партнером, Горэм считал, что зарабатывает больше. После того как стала, он в этом засомневался. Не то чтобы, конечно, это имело какое-то значение, однако Горэм, располагавший фондовым опционом и неизменными бонусами, прикидывал, что да – наверное, он все еще держит первенство, хотя партнеры в крупных юридических фирмах получали баснословные суммы. Но он подумал с тайным удовлетворением, что откроется Мэгги, когда сорвет большой куш.

И все было отлично, пока в прошлом месяце не стряслась беда.

В октябре рынок рухнул. Не как в 1929-м, а из-за дефектной коррекции[101]. Брокерские конторы пострадали всерьез, и людей увольняли пачками. Это несчастье не задело таких, как Горэм, работников коммерческих банков и уж никак не затронуло юристов, для которых при каждом бедствии всегда находилась работа. Зато по личным сбережениям Горэма был нанесен страшный удар. Два дня назад он, расплатившись по всем счетам, проверил остаток и обнаружил, что вернулся в исходную точку, откуда начал несколькими годами раньше. Вот тебе и делец! Хорошо, что они еще не приступили к поискам нового жилья.

Он ничего не сказал Мэгги. Незачем беспокоить ее такими известиями накануне родов. Да и после ни к чему говорить. Так поступает всякий хороший трейдер, сказал он себе. Сокращает потери. Помалкивает и поскорее вырывается вперед.

Три дня назад ему неожиданно сделали предложение. Позвонил банкир, с которым он был немного знаком. Скромная встреча и последующее знакомство с партнерами пресловутого инвестиционного дома. Потом прозвучало то самое предложение. Заманчивое, достойное размышлений.

Его спросили, не хочет ли он перейти в инвестиционный банк. Это был, конечно, комплимент. Партнеры этого банка сочли, что им весьма пригодятся его навыки и клиентура, и после обсуждения деталей Горэм признал силу их доводов. Настрой был здоровый, и ему очень понравились люди, с которыми предстояло сотрудничать.

Опять же азарт, неизменно присущий работе в инвестиционном банке, возможность творческой инициативы и шанс заработать серьезные деньги. Плюс больше рабочих часов.

Не исключено, что настал его звездный час. Тот самый случай, за который ухватились бы его предки. Минусом было то, что он лишится фондового опциона и будет реже, чем планировал, видеться со своим скромным семейством.

Как поступить? Хватит ли уверенности? Готов ли он отказаться от страховки после поражения на рынке?

Горэм не знал ответа. Он хотел обсудить это с Мэгги, но тема была не лучшей для разговора с женой на пике родов.

Они ехали. Водитель грузовика закончил разгрузку, русский выматерил его, тот ответил тем же, и такси помчалось по Мэдисон под яростное бормотание русского. Слава богу, светофоры были синхронизированы и красный свет не загорался, как на Парк-авеню, через каждые восемь-десять кварталов. Через несколько минут они прибыли в Больницу горы Синай, и Горэм ворвался в вестибюль, высматривая Мэгги.

Ее уже подняли на пятый этаж. Там он первым делом увидел доктора Карузо.

– Все хорошо, – успокоил его Карузо. – Я сразу взял ее наверх – раскрытие идет очень быстро.

– Скажите, что она зря пошла в офис!