Впрочем, если задуматься, то в двух крупнейших финансовых центрах – Нью-Йорке и Лондоне – так было веками: непрекращающийся цикл падений и взлетов, расцвета и рецессий. Иные падения оказывались глубже других. Депрессия была глубочайшим. Но эта прекрасная улица никуда не исчезла.

Бедные иммигранты по-прежнему прибывали, обретали вожделенную свободу и преуспевали.

И скажем честно: на фоне бунтов, жестокостей и даже предрассудков былых эпох Нью-Йорк, при всех его недостатках, стал намного добрее, чем прежде.

Большое Яблоко. Считалось, что это выражение явилось из шестидесятых. На самом деле оно было родом из двадцатых и тридцатых годов, но какая разница? И что оно означало? Горэм думал, что подразумевалась возможность откусить здоровый кусок. Другие говорили, что это намек на яблоко, которым соблазнили Адама. Несомненным было и то, что в Нью-Йорке всегда царил дух материализма, но он также был городом превосходства, музыки, живописи, бесконечных возможностей.

Горэм поравнялся с модным магазином и с удивлением обнаружил, что в оформлении витрины использована работа Теодора Келлера. Получилось бесподобно. Ему стало очень приятно.

И это навело его на мысли о Кэти Келлер. Кэти Келлер добилась больших успехов.

Не ограничившись кейтерингом, она открыла ресторан на севере округа Уэстчестер. Воскресными уик-эндами они с Мэгги часто туда захаживали.

Он хорошо помнил панику, которую испытал в тот ужасный день, когда рухнули башни. Кэти, к счастью, находилась в Финансовом центре напротив, но прошли часы, прежде чем они до нее дозвонились.

В тот страшный день погиб только один человек, которого он знал лично. Старая Сара Адлер. Если бы не она, то он и сам бы оказался во Всемирном торговом центре, в офисе хедхантера, быть может запертым в смертельной ловушке. Но если никто не мог знать, спасла ли она его физически, то в прочих смыслах – спасла.

Сара Адлер погибла. От нее, как и от тысячи других, не осталось следа. Полное и окончательное исчезновение.

Но не абсолютное. Ее помнили. Всякий раз, когда Горэм смотрел на огромный небесный пробел, где стояли башни, он вспоминал о ней с благодарностью и любовью. И точно так же помнили о тысячах других.

И он был рад, что на месте башен вырастет новая – Башня Свободы, ибо считал, что в ней воплотится самая суть Нью-Йорка. Не важно, насколько тяжела жизнь. Ньюйоркцы никогда не сдавались.

Он продолжил путь. Прошел мимо «Уолдорф-Астории» и офисного анклава вокруг прекрасной, в византийском стиле, церкви Сент-Бартоломью. Близилось время ланча, и перед входом в один из банков заиграл джаз. Люди стягивались послушать: кто стоя, кто сидя.

До чего хорошо на солнышке! Даже в Нью-Йорке бывает, что время приостанавливает свой бег.

И вдруг до Горэма дошло. «Земляничные поля», с которых он пришел, и Башня Свободы, о которой он думал, взятые вместе, разве не содержали они слова, говорившие об этом городе все, слова, которые только и были важны? Ему показалось, что да. Два слова: в одном – призыв, во втором – идеал, приключение, необходимость. «Представь», – сказал сад. «Свободу», – подхватила башня. Представить свободу. В этом был дух, завет его любимого города. На самом деле ничего другого не нужно. Возмечтай и сделай. Но сперва возмечтай.

Представь. Свободу. Отныне и навсегда.

Готовясь к написанию этого романа, я изучил великое множество книг, статей и других материалов. Ниже я, в частности, с удовольствием благодарю следующих людей.

Сердечная благодарность профессору Кеннету Т. Джексону за исключительно любезное и доброжелательное общее руководство, а также за «Энциклопедию Нью-Йорка», которая занимает на моем столе почетное место рядом с замечательным «Готэмом» Эдвина Дж. Берроуза и Майка Уоллеса.

Вот уже тридцать лет я нахожусь в неоплатном долгу перед кураторами и сотрудниками Нью-Йоркской публичной библиотеки, а также благодарю за любезную помощь всех представителей Музея Нью-Йорка, Нью-Йоркского исторического общества, Национального музея американских индейцев, музея «Саут-Стрит-Сипорт», Квартирного музея Нижнего Ист-Сайда, Музея иммиграции на Эллис-Айленде и выражаю отдельную благодарность Кэрол Уиллис за помощь и экскурсии по Музею небоскребов.

Одной из величайших радостей моей профессиональной деятельности является возможность сотрудничать с выдающимися историками, учеными и экспертами. Люди, перечисленные ниже, любезно прочли фрагменты – иной раз сотни страниц – моей рукописи, внесли поправки и дали бесценные советы. Итак, я имею часть поблагодарить Грэма Рассела Ходжеса, профессора раннего периода истории Америки из Колгейтского университета; Эдвина Дж. Берроуза, профессора истории из Бруклинского колледжа, Городской университет Нью-Йорка; Кристофера Грея, сотрудника Бюро городской истории и колумниста «Городских пейзажей» из «Нью-Йорк таймс»; Барри Морено, куратора Мемориальной библиотеки Боба Хоупа на Эллис-Айленде; рабби Роберта Орканда из храма Бет Израэль, Уэстпорт, штат Коннектикут; Марка Фелдмана из Уэстона, штат Коннектикут. Все возможные недочеты остаются целиком на моей совести.

Особая благодарность Дэну Макнерни за его бесценную научную помощь. И хотя выделенный объем не позволяет перечислить многих людей, предоставлявших мне помощь, поддержку и информацию по ходу вынашивания этой книги, я хочу особо выделить следующие имена: Тереза Хейвелл Картер, Сэм Делгадо, Гарри Морган, Джоан Морган, Майлз Морган, Мария Пэшби, Мишель Келлнер Перкинс, Эд Рейнольдс, Уинтроп и Мэри Резерфорд, Сьюзен Сигал, Тим Смит и покойная Изабелла Х. Уоттс.

Многократно благодарю Марка Моргенфелда за любезную подготовку карт и Хейди Бошофф – опять же за исключительно грамотную обработку рукописи.

Наконец, как обычно, я благодарю моего агента Джил Кольридж, без которой я бы пропал, моих замечательных редакторов Оливера Джонсона из «Century» и Уильяма Томаса из «Doubleday», чьи образцовые скрупулезность и творческий подход к проблемам значительно улучшили исходный вариант, а также Шарлотту Хейкок из «Century» и Мелиссу Даначко из «Doubleday» за доброжелательную и терпеливую обработку рукописи на последних этапах.