Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Мне страшно, Ома, - сказал он, обращаясь к невидимой женщине. Его кресло катилось ко мне, но ни мальчик, ни обладательница женского голоса, казалось, не замечали меня. "Это будет больно?"
"Нет, дитя, - ответил женский голос. "Ты ничего не почувствуешь".
"А Шайенн хорошая?" - спросил мальчик, которого звали Дэниел.
"Конечно, милый", - ответила невидимая женщина.
"Как ты?"
Женщина рассмеялась: "Лучше, чем я. Она самый милый ангел на свете, и она вся твоя".
"Доктор Эпплтон говорит, что она очень важна, она не обычный ангел".
"Верно", - согласилась та, которую звали Ома. "И ты тоже очень важен, Дэниел".
"Почему?" К тому времени мальчик поравнялся со мной, а я не встал и не отодвинулся с дороги. Мальчик повернул голову, задавая свой вопрос, как бы вглядываясь в лицо того, кого я не мог видеть. На полпути к тому, чтобы подняться на ноги, я замер. До этого момента я не замечал металлического гнезда на его виске: кольцо из нержавеющей стали, окруженное черным как ночь отверстием. Я отшатнулся, застыв на месте.
Железный трон не сдвинулся с места и не остановился, а прокатился сквозь меня, вместе с мальчиком и всем остальным.
Боль в голове вспыхнула с новой силой, и я упал на четвереньки. Моя левая рука ухватилась за что-то твердое, и я потянул это вверх.
Это была бедренная кость человека.
Какое-то мгновение я с удивлением смотрел на нее, изучая при ярком свете больничных ламп. Я услышал, как невидимая женщина, которую Дэниел называл Ома, сказала: "Шайенн была назначена губернатором, помнишь?"
"О, - сказал маленький Дэниел. "Точно".
Я стоял на коленях в грязи на выступе твердого камня, передо мной расстилалось высыхающее морское дно. Где-то впереди я снова услышал рев Братства.
"Воргоссос"..." Я произнес название планеты, затаив дыхание, напоминая себе: "Это Воргоссос".
Но я был на Катоктине, в клинике кибернетизации на военно-морской базе Ричардсон.
Только я не знал, что это значит. Я никогда не слышал о планете под названием Катоктин.
Вода все еще отступала, утекала вниз по склону к дырам, которые проделали в дне бомбы Эдуарда. Огромные рыбы и существа, похожие на рыб, бледные змеи, огромные, как стволы деревьев, лежали, задыхаясь, среди вездесущих костей. Все это опутывали ленты сорняков и ламинарии, листья которых были бледны, как грибы.
Еще бледнее был сам титан, его белая туша возвышалась над все уменьшающимся прибоем. Я направился к нему с мечом, сверкающим в руке.
Последний из Мерикани лежал, содрогаясь, на ковре из костей.
Однажды, когда я был мальчишкой, сэр Робан Милош взял меня с собой понаблюдать за китобоями, бороздившими Аполлан за Мейдуа и берега Рамнараса. Китобои выбросили одного из огромных левиафанов на мель на низком атолле, и я издалека наблюдал, как команда разделывает огромного зверя ради его мяса, жира и вонючей амбры, которую так любят парфюмеры Делоса.
Это было похоже на расчленение горы - так велико было это морское чудовище. Люди казались мышами рядом с ним, карабкались по его бронзовой шкуре с гарпунами и мачете, кричали на своем грубом наречии.
Даймон был еще больше, гора плоти - белой, розовой и желтоватой, кое-где распухшей до красноты, покрытой слизью и разложением, там, где кровоточили язвочки, все это было отчетливо видно в свете роящихся лучей светлячков. Это была бесформенная гора плоти, босхианский кошмар из переплетенных конечностей и распухших плеч, с черными или серебристыми выступами какой-то тайной машины, прорывающейся сквозь разорванную плоть. То, что было туловищем, выглядело как огромные стволы, которые, подобно рукам, выпирали из огромной центральной массы чудовища.
И лица!
Повсюду лица!
Они корчились по бокам сердцевины сторукого монстра, стекали по его могучим конечностям. И они плакали, или бормотали, или кричали от ярости и боли.
"Марло!" - закричал грубый, нечеловеческий голос, более низкий, чем у любого человека. "Марло!"
Огромный сгусток плоти, похожий на руку со множеством локтей, каждый из которых изгибался по-своему, потянулся ко мне. Ему пришлось ползти по земле, настолько велик был его вес, чтобы удерживаться на пальцах толщиной с человеческую руку.
"Служба… это… служба", - сказал другой голос, более тонкий, хриплый.
"Наша служба..." - сказал третий.
Четвертый подхватил нить разговора: "Почти закончена".
В моих глазах снова вспыхнул огонь, и я споткнулся.
Мальчик со вздутой головой, которого невидимый голос назвал Дэниелом, лежал на операционном столе в окружении аппаратов. Люди, похожие на тени, в темно-синей униформе или черно-серых костюмах наблюдали за ним через окно, расположенное высоко вверху. Я наблюдал, казалось, с воздуха, как створки машины закрываются вокруг ребенка, словно драгоценное яйцо.
Многочисленные шарнирные руки из черной стали крепили провода и шланги к внешней стороне этого яйца, и я с медленным ужасом осознал, что эти руки - мои собственные. Я смотрел на Дэниела через матовое стекло в передней части его нового корпуса, мои линзы регулировали фокусное расстояние линз, чтобы сфокусировать взгляд на ребенке.
Я увидел, как он широко раскрыл глаза, и почувствовал, как моя игла вонзилась в его мозг. В следующее мгновение я испытал до боли знакомое чувство двойного зрения. Дэниел нахмурил брови, вглядываясь в квадратное стекло. В квадратном стекле отразился единственный красный глаз камеры, смотрящий вниз.
Так вот как я выгляжу? подумала я, и это была мысль Дэниела.
Да, ответила я сама себе сладким женственным голосом. Ты был очень болен.
Я все еще болен?
Нет, дорогой, - ответила женщина, чей голос я узнала как свой собственный. Казалось, она приложила руку к моей щеке, хотя я знал, что нахожусь в капсуле, где ни одна рука не может меня коснуться. Более того, я знал, что у меня нет рук, к которым можно прикоснуться. Ты больше никогда не будешь болеть.
О, - сказала я тонким голосом мальчика. О, это хорошо. Я Дэниел.
Привет, Дэниел, - сказала женщина в ответ. Я Шайенн.
Но я не была Шайенн и не был Дэниелом.
Я был Адрианом Марло.
Выйди из моей головы, даймон!
Я стоял в грязи среди костей и задыхающихся рыб. Воды почти не было, она ушла в туннели. Этот резервуар, простоявший тысячи лет, опустел за считанные минуты. Я отшатнулся, кровь стучала у меня в ушах, рот открылся от шока. Боль от соприкосновения, двоение в глазах… чувство потери идентичности.
Это было похоже на Ушару. Я чувствовал себя в точности как
