litbaza книги онлайнИсторическая прозаСердце бури - Хилари Мантел

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245
Перейти на страницу:

– Думают, что знают.

– Вы видите только то, что хотите видеть, Робеспьер.

– У нее нет любовников.

– Тогда кто такой Дийон?

– Самый близкий друг Камиля.

– Хорошо, значит, Дийон – его любовник. Мне все едино.

– Господи, – говорит Робеспьер. – Вы превзошли себя.

– Надо спасать республику! – страстно восклицает Сен-Жюст. – Меня не волнуют их грязные делишки. Все, что мне нужно, дать трибуналу способ поскорее с ними покончить.

– А теперь слушайте меня, – говорит Робеспьер. – Раз уж мы все это затеяли, назад пути нет, иначе, если замешкаемся, они обратят все против нас, они воспользуются преимуществом, и мы окажемся на их месте. Да, как вы изящно выразились, мы должны поскорее с ними покончить. Я позволю вам это сделать, но не ждите от меня любви. – Он обращает на Сен-Жюста холодный взгляд. – Хорошо, ступайте в Конвент. Скажете, что при помощи осведомителя Лафлотта мы выявили в тюрьме заговор. Люсиль Демулен при финансовой поддержке… вражеских сил вместе с генералом Дийоном замыслила освободить заключенных, поднять вооруженное восстание у Конвента и убить членов комитета. Затем попросите Конвент издать декрет, запрещающий обвиняемым говорить и требующий завершить суд сегодня или завтра утром.

– Вот ордер на арест Люсиль Демулен. Это придаст делу убедительности, если вы его подпишете.

Робеспьер берет перо и не глядя подписывает.

– Это уже не важно, – говорит он. – Она не захочет жить. Сен-Жюст?

Молодой человек оборачивается и смотрит на него, сидящего за столом, бледного, немногословного, сдержанного.

– Когда все будет закончено и Камиль будет мертв, я не хочу слышать ваших эпитафий. Никто не смеет говорить о нем, я это категорически запрещаю. Когда он умрет, я буду думать о нем в одиночестве.

Свидетельства Фабриция Париса, секретаря Революционного трибунала, на суде над Антуаном Фукье-Тенвилем, 1795 год:

Даже Фукье и его достойный коллега Флерио, при всей своей жестокости, были потрясены поведением этих людей, и свидетель полагал, что им не хватит мужества принести их в жертву. Откуда ему было знать, какие гнусные методы были использованы в конце процесса, какой заговор был сфабрикован в Люксембургской тюрьме, посредством коего… удалось преодолеть сомнения Национального конвента и получить декрет об объявлении вне закона. Роковой декрет был доставлен Амаром и Вулланом (из Полицейского комитета). Парис находился в комнате для свидетелей, когда они прибыли: гнев и страх были написаны на их лицах, так они боялись, что жертвы избегнут смерти; они поприветствовали свидетеля. Вуллан сказал ему: «Негодяи в наших руках, они злоумышляли в Люксембургской тюрьме». Послали за Фукье, который был в зале суда. Он явился тотчас же. Амар сказал ему: «Здесь то, что облегчит вам жизнь». Фукье ответил с улыбкой: «Мы очень в этом нуждались» – и вошел в зал суда с видом триумфатора.

– Они задумали убить мою жену!

Ужасный вопль Камиля перекрывает шум в зале суда. Он пытается броситься на Фукье, а Дантон и Лакруа оттаскивают его назад. Он упирается, что-то кричит Эрманну и разражается рыданиями. Вадье и Давид из Полицейского комитета что-то шепчут присяжным. Не глядя на обвиняемых, Фукье начинает зачитывать декрет Национального конвента:

Председатель вправе использовать любые способы, дозволенные законом, дабы поддерживать свой авторитет и авторитет Революционного трибунала, и подавлять любые попытки обвиняемых нарушить общественный порядок или препятствовать ходу правосудия. Постановляется, что обвиняемые в заговоре при попытке оспорить или оскорбить правосудие должны быть объявлены вне закона и немедленно осуждены.

– Бога ради, – шепчет Фабр. – Что все это значит?

– Это значит, – бесстрастно отвечает Лакруа, – что отныне ход судебного заседания отдается им на откуп. Если мы потребуем свидетелей или перекрестный допрос или просто захотим что-нибудь сказать, они немедленно завершат процесс. Если хотите, выражусь более наглядно: Национальный конвент только что нас убил.

Закончив читать, прокурор осторожно поднимает глаза на Дантона. Фабр складывается пополам в кресле, его ребра содрогаются, алая кровь хлещет на полотенце, которое он держит у рта. Эро сзади кладет ему руку на плечо, возвращая Фабра в вертикальное положение. На аристократическом лице написано презрение; он не выбирал себе компанию, но намерен и дальше подтягивать остальных до собственных высоких стандартов.

– Заключенному требуется помощь, – говорит Фукье привратнику. – Демулен, кажется, тоже на грани срыва.

– Заседание откладывается, – заявляет Эрманн.

– Присяжные, – говорит Лакруа. – На них одна надежда.

– Нет, – отвечает ему Дантон. – Надежды больше нет.

Он встает. В последний раз в этот день его голос прокатывается по залу: и даже теперь кажется, что его невозможно убить.

– Я останусь Дантоном до самой смерти. А завтра усну во славе.

Улица Марата.

Она снова написала Робеспьеру. Заслышав на улице шаги патруля, порвала письмо. Затем подошла к окну. Солдаты строились, звенела сталь. Они решили, у меня здесь армия, подумала она.

К тому времени, как солдаты подошли к двери, она подхватила саквояж, в который заранее сложила необходимые вещи. Ее маленькие дневники были уничтожены: настоящие записи о ее жизни больше не существовали. Кошка потерлась о ее щиколотку, она наклонилась, чтобы провести пальцем вдоль спинки.

– Тихо, – сказала она. – Не волнуйся.

Жанетта закричала, когда ей предъявили ордер. Люсиль покачала головой.

– Ты попрощаешься вместо меня с малышом, моей матерью, отцом и Аделью. Передавай мои наилучшие пожелания мадам Дантон и скажи, я желаю, чтобы в будущем ей повезло больше. Не думаю, что есть смысл что-либо искать, – сказала она офицерам. – Вы уже забрали все, что могло бы заинтересовать комитет, и многое из того, что комитету неинтересно. – Она подняла саквояж. – Идемте.

– Мадам, мадам. – Жанетта вцепилась офицеру в руку. – Позвольте мне сказать кое-что, пока вы ее не увели.

– Только быстро.

– Приходила одна молодая женщина. Из Гиза. Вот. – Жанетта бросилась к конторке. – Она оставила это, чтобы вы знали, где ее искать. Она хотела с вами повидаться, но теперь уже поздно.

Люсиль взяла карточку. «Гражданка де Тайлан» значилось на карточке крупным угловатым почерком, и ниже, в торопливой скобке: «Роз-Флер Годар».

– Мадам, она была так расстроена. Ее отец болен, она в одиночку добиралась до Парижа из Гиза. Говорит, там только недавно узнали об арестах.

– Вот она и явилась, – мягко промолвила Люсиль. – Роз-Флер. Слишком поздно.

Она перекинула плащ через руку. Вечер был теплым, у двери стояла закрытая коляска, но, возможно, в тюрьме будет холодно. Вы бы тоже думали, что в тюрьме будет холодно, разве нет?

1 ... 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?