— Да, но вы командовали тогда и победили. Я хочу знать как.

Старый полководец взглянул на Айдека изучающе. Словно принимая решение, достоин ли он этих знаний. Потом он выпрямился, и губы Убара Эрвиша разошлись в мечтательной улыбке, словно он вернулся во времена своей молодости. В те самые времена, когда и проходила его настоящая жизнь.

— Знать хотите, значит. Ну что же. Так знайте — это было блистательное сражение. И я не хвалюсь и не приукрашиваю. Под началом Рувелии было больше девяноста тысяч, против моих шестидесяти. Казалось, что он собрал армию всего юго-востока. Она была очень пестрой и необычной. Знаете, мы привыкли сражаться сменяющимися линиями: вначале легкая пехота и застрельщики, потом копьеносцы, потом удар тяжелой пехотой и если есть вспомогательные войска — их удар по флангам. Этот порядок складывался десятилетия назад и почти не менялся со времен Великолепного Эдо. Рувелия же строил войска совсем иначе. Всё больше квадратами, которые то собирались в линию, то расходились, то менялись местами.

Полководец чуть наклонился на кровати, двигая по ней руками, словно перемещая войска.

— Мы встретили мятежников возле города Афор, который стоял как раз на границе Верхнего Джесира и Людесфена. Хотя Рувелия и не взял главные города Джесира, он очень торопился к Кадифу, справедливо считая его ключом к своей победа. А главная дорога к столице проходила как раз через этот город. Я тогда только принял командование объединенными войсками всего юга и твердо решил, что на земли Нового Тайлара, и уж тем более к стенам столицы, я не подпущу этих разбойников. Поэтому заняв удобное место недалеко от Афора, я выставил укрепленный лагерь, поставил войска в боевые порядки и начал ждать. Вначале на нас пустили бывших рабов. Всевозможных освобожденных дикарей, преимущественно. Они и бежали толпой, как варвары, но их было много, очень много и они быстро завязали бой с нашей первой линией. Почти сразу рабы дрогнули и покатились назад, увлекая наших легких воинов к рядам вражеского центра. А там, чередуясь, стояли джасурские воины с большими щитами и арлингские копейщики. Сражаясь, они то и дело расступались, и тут же на наших воинов обрушивался град камней мефетрийских пращников. Но наши воины давили. Давили всей силой. И понемногу строй врага стал прогибаться. Вот только прогибался он странно — отходя уступами и слишком уж явно превращаясь в полумесяц. Меня это насторожило, и я усилил фланги, разделив всю третью линию на две части. Как выяснилось вскоре, чутье меня не подвело. Стоило врагам отступить поглубже, как по бокам ударили кэриданские воины с короткими зазубренными копьями, сэфтские мечники, а по центру — предатели тагмарии. Словно три меча они вонзились в увязшие в битве наши ряды, пытаясь разорвать наш строй, окружить и перебить. И если бы я не укрепил тогда фланги, им бы это удалось. Труднее всего пришлось нашему центру, где воины первой и второй линии завязли в бою и были измотаны долгим наступлением. Наши воины еле держали натиск и если бы они дали хоть малейшую слабину, то битва была бы проиграна. Я видел, что, несмотря на всё их мужество и стойкость, ряды их таяли и сокращались. Резервов у меня было мало, да и какие тут резервы, когда у врага полуторное преимущество? Всё чем я располагал — это семь потрепанных домашних тагм из Верхнего Джесира, которые слились с моим войском при отступлении из провинции. Признаться честно, я сильно сомневался на их счет. Почти целиком джасурские, измотанные, неполные, тем более уже отступившие перед мятежниками. Но ничего иного в моём распоряжении просто не осталось. И я решил рискнуть. Отобрав всех здоровых солдат и поставив вперёд личную стражу, я сам повел их в бой. В самое пекло сражения по центру, где клятвопреступники уже теснили моих бойцов. Я построил их клином и контратаковал. И джасурские бойцы не подвели. Он врезались в атакующий строй врага и сорвали наступление изменников. План Рувелии провалился — наши линии выровнялись, и инициатива была больше не на его стороне. Но и у меня теперь не было резервов, а воины были измотаны. Поэтому я приказал отступить к лагерю. Рувелиты поступили также. Первый день боя хоть и забрал много жизней, оставил каждую сторону при своем. Ни мы, ни мятежники, не имели преимущества. Второй день прошёл в мелких стычках. Попробовав силу друг друга в полную, и я и Рувелия, начали искать слабые места. Щупать оборону, готовность солдат атаковать, узнавать реакции командиров. В общем, мы стали изучать друг друга. И в этом изучении мы провели и третий день. И по его итогам стало понятно, что на четвёртый день Рувелия готовит полномасштабную атаку. Тогда передо мной встал выбор: вновь посылать своих солдат в бой, убивая их о безусловное численное преимущество противника, или проявить смекалку. Мои предшественники шли по первому пути, и подпусти Рувелию к границам Нового Тайлара. Я же решил идти по второму. Недалеко от Афора есть роща. Во времена Джусурского царства она, вроде даже почиталась как священное место, но для меня она обрела совсем иной смысл. Пока солнце не встало, я перевел в неё почти все свои войска, оставив в лагере лишь часть второй линии и слитые воедино джасурские тагмы. Они не дурно проявили себя во время боя, и всё же — раньше они уже отступили. Они сдали провинцию почти целиком, а потому должны были искупить своё позорное бегство. На рассвете все они выстроились возле лагеря, а напротив уже строились войска изменников. Рувелиты ударили всеми силами. И в этот раз их центр сразу был укомплектован тяжелыми пехотинцами, а рабская орда нападала с флангов. Они атаковали лагерь, стараясь его окружить и взять в кольцо. И у них это почти получилось. Более того, пока на переднем крае кипел бой, многие изменники смогли прорвать хилую оборону лагеря и ворваться внутрь, а следом за ними, туда же направились всё новые и новые отряды рувелитов. Но вместо моих раненых бойцов, обозов, или не введенных в бой подкреплений, они не нашли ничего. Только пустые палатки и большие кучи хвороста повсюду. И вот тогда в них полетели камни. Понимаете фалаг, мои воины не просто так отступили в рощу — там они построили метательные машины. И стоило врагам достичь лагеря, как он обратился для них в ловушку. Весь левый фланг рувелитов оказался в моей западне, ведь под палатками скрывались ямы со смолой, а хвороста мы натаскали тоже изрядно и очень быстро лагерь заполыхал. Мы били камнями, подожжёнными стрелами, горшками со смолой. И года войска Рувелии, половина которых горела живьем, пришли в смятение, в дело вступили мои остальные тагмы. Они атаковали правый фланг мятежников и окружили его, разбивая и разделяя их квадраты. Всё поле боя превратилось в кровавый и огненный кошмар и в нем наши воины проявили себя с лучшей из сторон, задавив своим натиском мятежников. Бой шёл долго, до самого вечера, а потом и ночью, но к утру пятого дня победа была за нами. Великая победа. И как главный её трофей — тело самого Мицана Рувелии.

— Его же посадили на кол на площади Белого мрамора….

— Все так думают. Но истина в том, что Мицан Рувелия пал в битве под Афором. Моя собственная стража смогла его заколоть, ведь он самолично командовал центром и дрался как демон. Я сам это видел. Но старейшины посчитали, что смерть в бою будет слишком уж благородной для главного из предателей. А потому мы нашли очень похожего на него человека, и, одев его в доспехи Рувелии, предали мучениям и позорной смерти. Предварительно отрезав ему язык, разумеется. Но такова была цена победы и мира. И я не жалею что её уплатил. Ведь этим обманом, мне удалось победить безумие пожиравшее страну. Хотя и не сразу. Лишившись своего вожака единый мятеж распался. И мне ещё два года пришлось выкорчевывать его с восточных земель. Но это было тогда. А сейчас все мои старания вновь пошли прахом.