В.: Утверждаете ли вы, что господин Абрамович мог содействовать возбуждению уголовного дела против господина Березовского и против соратников господина Березовского, оказывая влияние на Кремль и на разные другие учреждения и правительственные организации?

О.: Я этот вопрос вообще не рассматривал.

В.: Утверждаете ли вы, что люди считали, что он мог это сделать?

О.: Я бы не хотел утверждать, что люди в целом верили в это, но это была широко распространенная точка зрения.

В.: Какое-то внутреннее противоречие в ваших словах. Люди в целом в это не верили, но это была широко распространенная точка зрения. Насколько широко распространенная?

О.: Я не могу вам сказать.

В.: Хорошо, давайте посмотрим на другой вопрос, который вы рассматриваете, профессор Фортескью, в вашем заключении. Залоговый аукцион. Вы здесь утверждаете, что кредиторы, которые выиграли в залоговых аукционах, в итоге приобрели большие доли акций для себя, когда государственные акции приватизировались либо продавались в учет кредитов, в учет залогов. Я правильно отобразил вашу позицию?

О.: Нет. Я говорю, что они получали акции не только через залоговые аукционы, но и другими путями, и таким образом, становились мажоритарными акционерами.

В.: Профессор Фортескью, может быть, вы незнакомы с подробностями, но я вам в общем все расскажу, посмотрим, насколько вы знакомы с этим процессом.

Имеется три этапа. Сначала был залоговый аукцион, в рамках которого собственность на акции не передается ни от кого и никому, просто передается залог и право на управление. Затем отдельно проводится продажа негосударственной доли. В случае с «Сибнефтью» залоговый аукцион передавал залог на 51 % акций и отдельно шла приватизация 49 % акций. И потом был третий этап: если государство не способно было выплатить кредит, реализовывался залог, что приводило к продаже на аукционе 51 %. То есть было три отдельных процесса.

О.: Да, последовательность такова.

В.: Хорошо. Теперь, если посмотреть на компании, которые выставлялись на залоговые аукционы, по которым государство выдавало под залог частично свои пакеты акций в обмен на кредиты, то из них есть только две компании, большинство акций которых были позже приватизированы какими-то разными методами, — это «Сибнефть» и «Сиданко». Группа ОНЭКСИМ господина Потанина приобрела «Норильский никель» и «Сиданко», так?

О.: Да.

В.: Господин Ходорковский и его группа «МЕНАТЕП» приобрели ЮКОС.

О.: Да.

В.: Так что у нас имеются два олигарха, которые предоставили кредиты под залог акций и позже получили контрольный пакет акций в компаниях, которые частично им были переданы под залог. А «Сургутнефтегаз» был приобретен «красными директорами», то есть существующим руководством.

О.: Да, я согласен.

В.: Так что мы посмотрели на то, как господин Потанин получил контроль над «Норильским никелем» и «Сиданко», как господин Ходорковский получил контроль над ЮКОСом, «Сургутнефтегаз» был продан «красным директорам», и пятый случай — это была как раз «Сибнефть». То есть аргумент, который выставляется относительно вероятности того, что господин Березовский приобретет акции в собственность, основан всего на двух примерах двух других олигархов: господина Ходорковского и господина Потанина, вы согласны?

О.: Да.

В.: Ну, хорошо. Но согласитесь вы тогда, что была одна очень большая разница между позицией господина Березовского и положением позиции господина Ходорковского и господина Потанина? А именно что господа Ходорковский и Потанин хотели управлять, развивать, расширять те компании и те бизнесы, которые они приобрели.

О.: Да, это можно про них сказать.

В.: А господин Березовский по сравнению с ними совершенно не горел желанием руководить и развивать, строить промышленную группу.

О.: Я не знаю. Господин Березовский не был основным объектом моих исследований.

В.: Благодарю вас.

Судья Элизабет Глостер: Большое спасибо, профессор Фортескью, что вы пришли и дали показания. Спасибо.

Прошло уже 20 лет с тех пор, как в России впервые прозвучало словосочетание «залоговый аукцион». Выросло не одно поколение, имеющее весьма смутное представление о событиях тех лет. Тем не менее до нас и сегодня доносятся отголоски споров о том, справедливо ли создавалась новая Россия, в которой теперь живем мы и будет жить то самое «новое» поколение.

Я уже не раз высказывался на тему приватизации и становления бизнеса в России. Но книга, которую вы держите в руках, стала хорошим поводом снова поразмышлять о процессах, происходивших в середине 1990-х годов в политике и экономике.

Перед тем как коснуться самых острых вопросов, связанных с залоговыми аукционами, позволю себе кратко напомнить читателю ситуацию, так сказать, «исторический контекст», в котором происходили описываемые события. Вот лишь несколько фактов. В 1995 году, спустя четыре года после развала СССР, на выборах в Государственную думу абсолютное большинство получили левые партии во главе с коммунистами. Страна к этому моменту «по уши» увязла в чеченской войне. Дефицит бюджета составлял 15 млрд долларов (при общих доходах бюджета лишь в три с небольшим раза больше). Стоимость барреля нефти — порядка 15 долларов. В стране со 145-миллионным населением и огромным количеством бюджетников остро встал вопрос нехватки средств на выполнение социальных обязательств. Огромный внешний долг, доставшийся в наследство еще от советской власти и горбачевской перестройки, не был выплачен. И, наконец, ожидались грядущие выборы президента России, результаты которых вообще могли поменять ход российской истории, и мы имели все шансы пойти по пути Югославии Милошевича со всеми вытекающими последствиями в виде войн с соседями, окончательным развалом остатков экономики и неминуемой очередной революцией.

Президенту и правительству нужно было решать, где взять деньги на зарплаты, пенсии, содержание армии. Отмечался очень низкий уровень собираемости налогов. Не в последнюю очередь и потому, что директора тех самых впоследствии приватизированных предприятий на протяжении нескольких лет клянчили у правительства налоговые льготы под предлогом «большой социальной нагрузки», оправдываясь необходимостью содержать подведомственные детские сады, санатории и т. д. И при этом те же директора часто создавали себе лично прочный «финансовый тыл» через контроль над экспортными потоками своих, а точнее государственных, предприятий и их фактической распродажей по частям в «нужные» руки. Тогда же стал широко известен термин «красный директор».

Тем, кто забыл, напомню. Так называли назначенного еще при СССР руководителя предприятия, который, пользуясь тотальной неразберихой, по сути, явочным порядком «приватизировал» это предприятие на себя или членов своей семьи. При этом часто само предприятие юридически все еще оставалось в собственности государства со всеми растущими долгами и обязательствами, а прибыль перераспределялась в пользу реального «собственника». Такую ситуацию еще и сегодня можно видеть на многих де-юре государственных, а де-факто частных предприятиях.