Пока хирург водил ножом вперёд-назад уже погрузив нож глубоко в ногу кровь расхлесталась по сторонам и когда нож отрезал кость, то нога тут же оторвалась от тела и упала на пол. Я в свою очередь подала хирургу тряпки чтобы он закрыл ими артерии на ноге откуда хлестала ручейком много-много крови.

Пациент продолжал сходить с ума и кричать от мучительной боли. Не представляю, что он чувствует и очень надеюсь, что подобная судьба не постигнет ни меня н кого-либо ещё, но это лишь жалкое успокоение для моей души, ведь дальше будет намного хуже, чем сегодня.

— Свяжите его! — крикнул хирург, облачённый в белое одеяние испачканный кровью прикрывая своё лицо и волосы белыми тряпками и люди, что ранее держали раненного солдата привязали верёвками и тряпками пациента к кровати обездвиживая его от ненужных движений. — Пусть отдыхает. Кто-нибудь проследите чтобы он не потерял сознание и не потерял много крови. Сегодня и без этого много кто умер.

Хирург вытер чистой тряпкой свой вспотевший лоб и обратился ко мне с жуткой усталостью на лице:

— Много ещё? — спросил хирург.

— Ещё шестьдесят человек. — ответила я. — Десять уже умерло.

— Тракин! — выругался хирург на джинском языке бросив тряпку на землю. — Их слишком много! Когда же сюда наконец доберутся целители? Я едва могу что-либо ещё сделать. Они помрут от кровотечения быстрее или втянуться в предсмертное забвение чем увидят следующую зиму.

Он был прав. После вчерашнего штурма раненных было настолько много, что спасти удалось только десятую часть прежде чем в наш госпиталь, подоспели целители. Многих тяжелораненых приходилось отсеивать и оставлять умирать и спасать лишь тех, кого можно было спасти. Такова была наша работа оттягивать их смерть.

Как бы много мы спасли жизней если бы сами могли исцелять, пользуясь магией, а не обрабатывать раны лишь бы оттянуть смерть пострадавших. Увы, но на большее мы были ни на что не способны.

Многие из раненных солдат предпочли бы всё-таки умереть чем жить до конца своих дней как калеки и инвалиды. Обычно, когда я была на прошлой войне стольких тяжелораненых никогда не было, максимум ранения касались порезами и колотыми ранами и всё.

Хватало только перевязать раны и позволить раненным отлежаться после чего они восстанавливались примерно через неделю и вновь оказывались на поле боя. Смертность в той войне была очень низкой, но в этой войне… чудовищной войне… гибло столько каждый день столько сколько всего не погибло в прошлой войне. Ужас!

И хотя сейчас в нашей огромной армии были целители, но даже так много кто оказывался в лазарете заболев чумой или отравившись местными водами. Этих людей отправляли обратно в их страны или они ждали, когда целители их подлатают и поднимут на ноги.

Однако целителей было слишком мало, а силы целителей были слишком ограничены чтобы спасти всех и даже им приходилось быть избирательным в этом плане. В общем даже самым ценным людям в союзной армии приходилось непросто так что нам не на что жаловаться и даже некому. Спасать жизни — это наша святая обязанность.

Следующие шестьдесят человек имели более чудовищные ранения начиная от отрубленных пальцев на руках и ногах заканчивая проломленными черепушками, отрезанными конечностями, сломанными костями, грудной клетки, оторванными органами и многими другими тяжёлыми ранениями и увечьями.

Хуже всего был последний пациент у которого отрубили обе ноги, оторвали пальцы на руках, а вторая рука висела на кусочке мяса, нижняя челюсть была оторвана, а левый глаз свисал на мясной ниточке. И при всём этом он был ещё жив потеряв огромное количество крови. Он был на сегодня последним пациент, ожидая своего спасения, но было уже слишком поздно.

Выплюнув с хрипом из своей открытой глотки сгусток крови, он в последний раз простонал и навсегда умолк, когда его грудь опустилась вниз и он перестал дышать. Он умер, державшись за жизнь из последних сил. Нам было очень жаль, что мы не смогли его спасти, когда она так ждал спасения, когда он так держался за последние нити своей жизни и надежду на лучшее.

«Прости нас.» мысленно извинилась я, попутно глядя на кучу мяса и крови на кровати.

— Уберите это. — приказал хирург и несколько людей стали растаскивать куски мяса и костей, а тряпками смывать разлившуюся на земле кровь. — И смените бельё!

Даже сквозь тряпку я чувствовала этот зловонный запах крови и дерьма. Не представляю куда денут это мясо. Возможно сбросят в водостоки и отравят близлежащие деревни хворью и чумой, а возможно бросят где-нибудь в степи чтобы их растаскали птицы или местные хищники. Я знаю они уже это делали и уверена готовы сделать ещё раз.

Я сегодня сильно устала. Раненных было так много, что в госпитале не оставалось свободных мест и остальных раненных приходилось просто оставлять на земле где-то в лагере. Зрелище сотен и тысяч раненных солдат, кричащих в агонии, было, наверное, не самым мотивирующим зрелищем в жизни. К сожалению, такова жизнь.

Где-то к ночи к нам наконец-то прибыли целители, облачённые в белые одеяния жрецов богини жизни Салус с посохами в руках. Их лица тоже были усталыми, но несмотря на это они продолжали делать то, что они умеют лучше всего: спасать жизни и вместе с этим даровать надежду.

— Где здесь самый тяжелораненый? — спросил один молодой жрец меня пока я сидела на бревне чуть ли, не дремля от усталости.

Я подняла взгляд и увидела молодого юношу с белоснежными волосами и такими же белоснежными глазами. Милый паренёк, что умудрился за весь день сохранить бодрость на своём лице, словно излучал саму жизнь со своего лица.

— Я вам покажу. — произнесла я еле-как поднимаясь со своего места.

Я повела юного целителя между кроватями с раненными бойцами. Большинство из них сейчас пытались заснуть, глядя вверх на ткань потолка госпиталя. Юноша не изменился в лице видя ужасные ранения солдат. Либо он уже привык ко всему этому либо был очень силён духом. Как бы мне хотелось иметь что-то из этого.

— Вот он. — показала я юноше тяжелораненого. — Он потерял много крови и держится в мире живых из последних сил.

— Благодарю, сестра. — сказал юноша мне и подошёл к раненному солдату.

У бедолаги порвали живот. Хирург еле как смог собрать в кучу его кишки, что выпали из его живота. Несмотря на чудовищное ранение он всё ещё оставался жив и цеплялся за жизнь словно он никогда и не собирался умирать.

— Будет сложно. — думал вслух юноша, присаживаясь рядом с солдатом. — Как