переодетые в берберские джеллабы и абсолютно потерявшие свойственный мамлюкам пышный блестящий вид, были встречены выстрелами пистолетов и мушкетонов. Завязался короткий бой, не принесший атакующим решительного успеха — воины Мурад-бея откатились назад и мгновенно растворились среди темных улиц. Еще одна группа переодетых храбрецов до начала выступления не успела выйти к месту назначенной атаки и довольствовалась вырезанием дюжины солдат, попавшимся мамлюкам на улице. Роты 21-й «легкой», не подвергшиеся нападению, по тревоге строились у своих временных казарм. Часть гонцов, посланных в полевой лагерь линейных полубригад, прикрывавших город с востока, были перехвачены толпой горожан и погибли, сбитые с лошадей выстрелами охотничьих ружей, забитые саблями, копьями и палками. Но двое посыльных достигли лагеря и генерал Фриан немедля выделил силы для помощи городскому гарнизону, придав батальонам две 8-фунтовые пушки. В самой Сиене командир флотилии и капитан «Неаполя», мирно беседовавшие за бутылкой вина, немедля собрали своих офицеров и канониров, и проследовали к судам флотилии.

Взрыва, прогремевшего в штабе дивизии, ни в полевом лагере, ни у отстреливающихся казарм драгун, естественно, не слышали. Собственно, заряд, заложенный в одной из комнат просторного дворца Джу’айди-бея, несмотря на свою дьявольскую начинку, был достаточно слаб. Но по трагической случайности именно в этот момент генерал Дезе, несмотря на уговоры адъютантов, решил выйти на улицу и лично разобраться в причинах вспыхнувшей стрельбы. Взрыв, разорвавший двоих человек и искалечивший еще шестерых, застиг генерала проходящим по внутренней галерее — дверной проем оказался практически напротив, дверь вышибло, и Луи Шарль Антуан Дезе получил в левый бок и спину около трех десятков медных заклепок, закупленных интендантством корпуса для ремонта фургонов. Какая жуткая ирония судьбы! Кто мог подумать, что заклепки сыграют роль шрапнели, волей необъяснимого случая, оказавшись столь близко от адской машины. Во дворце начался пожар, необходимость тушить огонь и вытаскивать раненых практически парализовала работу штаба дивизии. О тяжелом ранении обожаемого всей дивизией командира и говорить нечего — это была катастрофа!

Всех этих подробностей и деталей сидящая в лодке архе-зэка, естественно, на ту минуту не знала, сопоставила и сложила картину битвы уже гораздо позже, когда ход событий той роковой ночи уже никого не интересовал. А в те минуты понять что либо было невозможно. Но у особы, известной как Катрин Кольт, имелся немалый опыт уличных и штурмовых боев. Едва ли на тот момент в Сиене имелось изобилие специалистов именно этого, специфического, способа ведения боевых действий, крайне мало-востребованного в конце XVIII века. Не будем скрывать, именно опыт ночных городских боев позволил шпионке уцелеть и некоторым образом повлиять на те исторические события…

Небо отяжелело чернильной темнотой, а на прибрежных стенах еще лежал отпечаток алого заката. Лодку норовило повлечь течение, Катрин налегала на весла, пытаясь держаться в тени острова. В городе принялись бабахать неровными залпами, вода заглушала и путала звуки. Хренов Нил, поналили здесь с избытком, да еще камней понатыкали.

Тактическая задача выглядела вполне очевидной: заскочить на «Шеп», выдернуть Анис и ее грубияна-воздыхателя, если подвернется «Латино», прихватить его, да и тех двух дур — четвероногую и высокообразованную — тоже вывести. В городе намечен преднамеренный хаос со щедрым кровопролитием, а экспедиционный состав и прикомандированные к нему лица все же сугубо тыловой-гражданский состав, и ответственность за его гибель… Катрин знала, кто ответственен за происходящее в полной мере, но юридические тонкости и практическое спасение людей — абсолютно разные категории. В общем, все понятно, анализировать позже будем, пока главное, чтобы толмачка и все остальные успели вернуться на «Шеп». Если профессор на флагмане (или в какой сухопутной спальне) вздумала именно сейчас изучать вопросы физиологии и сексологии, так и фиг с ней, такая уж ее научно-мученическая судьба…

Корабли флотилии стояли тесно, борт к борту, темные и неживые. Лишь с единственной дахабьи лодку окликнули встревоженные часовые — охрана «Гавра» всегда страдала излишней подозрительностью. Запыхавшаяся Катрин ответила что она «научная и возвращается» и спросила что происходит. Бдительные воины ответствовали в смысле «хрен его знает». Ну, это было понятно.

Лодка стукнула о корму «Шеп», на палубе Катрин угадала легкое движение — хорошо, значит, кто-то вернулся. Шпионка взобралась на борт и немедля разочаровалась: из-за мачты выглядывала знакомая физиономия мустамеля Абу-аль-Хасана, у борта пригнулись еще трое индивидов — рожи незнакомые, но вид откровенно недружественный, словно в первый раз приличную европейскую вдову без никаба увидели. И клинки у них, понимаете ли. Абу-аль-Хасан, видя, что руки гулящей пассажирки пусты, направил на беззащитную девушку пистолет и повелительно указал на ее кушак и кобуры, требуя не трогать оружие. Катрин и не пыталась, выставила пустые ладони. Вот зацепит пулей чисто случайно поганый речник, и что это за сюжет эвакуации экспедиции получится? Харя Абу-аль-Хасана отразила глубокое удовлетворение, он повелительно махнул подручным. Понятно, вязать будут пленницу. Мустамель, осклабившись, брякнул что-то явно невоспитанное, ибо и сам, и «вязальщики» разом опустили взгляды на грудь добычи. Много ли ранимой девушке нужно? Грубое слово, похотливый взгляд, и все — уж бьется несчастная в слезах и истерике.

Катрин, уходя от ствола, скользнула за спину ближайшего «вязателя» (увалень-увальнем, в жизни разве что курицам лапы спутывал), не трогая его, чиркнула-зацепила костяшками пальцев кадык следующего. Хрип и честнейшее непонимание в глазах… Нож был заткнут у мирной архе-зэка за кушак сзади, шпионская рука извлекла оружие еще в развороте, стряхнула ножны, широкий клинок вошел под ребра хамоватому индивиду (в меру глубоко, но летально). Катрин, не глядя на ложащегося на палубу, оборачивалась. Основной «вязатель» топтался по палубе, окончательно утеряв из поля зрения непоседливую жертву, Абу-аль-Хасан оказался сообразительнее — челюсть на бок сдвигается, палец спуск жмет… Пф-бах! — но цель уже на палубе, покорно коленопреклоненная — пуля проходит выше — все в бюст пулять намерился, ирод египетский. Ну, унизились, и хорош — нож вспархивает с ладони шпионки — уходит в облако порохового дыма, затмившего недостойного капитана дахабьи. Судя по звуку — попали. Хорошо, а то мог ножичек и за борт бесславно кануть. Вскинувшаяся с колен шпионка наблюдает тяжкую работу мысли на лице «вязателя», оставшегося в скорбном одиночестве. Вот не готовы люди вязать буйных блондинок, а все лезут, лезут… Откуда такая самоуверенность? И ведь веревку не бросил, наготове держит. Хозяйственный… был… Безжалостный удар в пах ставит несчастного на колени — (экий костистый, «Шеп» всей палубой гулко отзывается на стук мослов). Далее женские руки сжимают лоб и бородатый подбородок, короткий хруст шейных позвонков