Ну да, Джек Бернс, кинозвезда, появляется в психиатрической лечебнице. Неудивительно, первый же пациент принял его за галлюцинацию. Доктор Гарсия, впрочем, сказала бы, что это неплохое определение для понятия «актер».

Вернулась медсестра, бормоча что-то себе под нос по-немецки и качая головой. Если бы не халат, Джек бы принял ее за пациентку. Низкого роста, за пятьдесят, крепко сбитая, вьющиеся седые волосы (некогда была блондинкой, подумал Джек), говорит отрывисто.

– Смешно, не правда ли – вы появились у нас впервые и сразу же наткнулись на нашу единственную американку, – сказала медсестра. – Бляйбель, – добавила она, с силой и страстью пожав Джеку руку.

– Прошу прощения?

– Вальтраут Бляйбель – это меня так зовут!

– Вот оно что. А я Джек Бернс.

– Я знаю. Профессор Риттер ждет вас. Мы тут все вас ждали – за исключением только бедняжки Памелы.

Они вышли из здания, пересекли вымощенный плиткой павильон – сад со скульптурами и неглубоким прудом с лилиями (утонуть тут, я полагаю, нельзя, подумал Джек). Много зданий, у всех очень большие окна, на некоторых стеклах нарисованы птицы.

– Это чтобы птиц отгонять, наверное, у вас тоже так делают, в Америке, – сказала сестра Бляйбель.

– Я, видимо, ошибся зданием.

– Еще бы, это женский стационар. Таким, как вы, лучше там не появляться.

На территории больницы поддерживался образцовый порядок. По дорожкам ходили люди, некоторые сидели на скамейках и смотрели на озеро; никто ни капли не похож на сумасшедшего. Озеро буквально кишит лодками.

– Я иногда вожу Уильяма в город, мы покупаем ему вещи, – продолжила медсестра. – Никогда еще не встречала мужчину, который настолько обожает покупать одежду – ваш отец первый, он без ума от модных магазинов. Правда, когда он меряет одежду, с ним непросто – это все зеркала. Доктор фон Pop называет их «пусковыми механизмами». Но со мной Уильям ведет себя хорошо; скажем так, не дурачится.

Они зашли в здание, похожее на офис, хотя пахло оттуда едой – видимо, там кафетерий или больничная столовая. Джек последовал за медсестрой на второй этаж, заметив, что та шагает через ступеньку – а ведь она низкорослая женщина в юбке, это говорит о ее решительности. Ясно, почему папа не считает возможным дурачиться в обществе медсестры Бляйбель.

Они нашли профессора Риттера в конференц-зале, в полном одиночестве – он сидел во главе длинного стола, что-то писал в блокноте. Увидев Джека, он подпрыгнул и бросился пожимать руку – в самом деле, немного похож на Дэвида Нивена, хотя и без теннисной ракетки. Жилистый мужчина, рукопожатие как у гидравлического пресса, брюки цвета хаки в складку, штанины отглажены, темно-зеленая рубашка с короткими рукавами, начищенные до блеска коричневые туфли.

– Вот вы нас и нашли! – воскликнул профессор.

– Er hat zuerst Pamela gefunden («Но прежде он нашел Памелу»), – сказала медсестра Бляйбель.

– Бедняжка Памела, – вздохнул профессор Риттер.

– Das macht nichts. Памела опять решила, что таблетки не действуют, – сказала медсестра и удалилась.

– Merci vielmal, Вальтраут! – крикнул ей профессор на смеси французского и швейцарского немецкого («большое спасибо»).

– Bitte, bitte («Пожалуйста, пожалуйста»), – ответила сестра Бляйбель, помахав рукой.

– У Вальтраут есть брат по имени Гуго, он иногда возит вашего отца в город, – сказал Джеку профессор Риттер. – Правда, не за одеждой; в модных магазинах с ним лучше управляется Вальтраут.

– Она что-то говорила про зеркала, сказала, это «пусковой механизм» или что-то в этом роде.

– Ах да, мы об этом поговорим, но позже, позже! – воскликнул профессор Риттер; сразу видно, умеет вести собрания. Ведет себя дружелюбно, но не позволяет усомниться, кто здесь главный.

В конференц-зал один за другим зашли другие врачи; Джек задумался: а где же они были минуту назад, когда их вызвали, какой не замеченный Джеком сигнал им подали? Они знали даже, на какие места садиться – словно бы на столе стояли таблички с именами. У всех блокноты, карандаши, явно готовы что-то записывать; неплохо подготовились, однако! Но прежде Джеку пришлось пережить еще один раунд рукопожатий – и каждое снова длилось чуть дольше, чем следовало, с его точки зрения. И еще каждый сказал ему по реплике, словно они репетировали!

– Grüss Gott![27]– воскликнул доктор Хорват, веселый австрияк, дергая Джекову руку вверх-вниз.

– Иные видят в вас, мистер Бернс, исключительно ваших киноперсонажей, – сказал ему невролог доктор Бергер, – но я прежде всего вижу юного Уильяма Бернса!

– С другой стороны, – сказала доктор фон Pop своим начальническим тоном, – имеем ли мы право думать, что уже знаем Джека, в то время как на самом деле знаем только Уильяма? Я просто спрашиваю.

Доктор Хубер, пожимая Джеку руку, смотрела на свой пейджер.

– Я просто специалист по болезням внутренних органов, – сказала она, – ну, вы понимаете, обычный врач.

Тут пейджер запищал, и доктор Хубер сию же секунду отбросила руку Джека, словно по ошибке схватилась за горячую сковороду, и отошла к висящему на стене телефону. Сняв трубку, она сказала:

– Huber hier («Хубер слушает»), – затем, помолчав некоторое время, добавила: – Ja, aber nicht jetzt («Да, но не сейчас»).

Методом исключения Джек опознал доктора Анну-Елизавету Крауэр-Поппе – фотомодель, скрывавшую свои шикарные платья под накрахмаленным белым халатом. Она заглянула Джеку в глаза с таким видом, словно что-то знала про него, словно пыталась догадаться, какие таблетки он пьет – или должен пить.

– У вас такие же красивые волосы, как у папы, – сказала она, – а вот его навязчивых идей, надеюсь, у вас нет.

– Нет, татуировок я себе не делал, – ответил Джек, пожимая ей руку.

– О, существует масса других способов оставить на себе след на всю жизнь, – заметила «с другой стороны» доктор фон Pop.

– Рут, не все навязчивые идеи – болезни, – сказала доктор Хубер. – Судя по всему, мистер Бернс следует той же диете, что и его отец. Разве мы все не восхищаемся тем, как Уильям следит за весом?

– Вы о его нарциссизме? – спросила доктор фон Pop начальственным тоном.

– А вы, мистер Бернс, не посещаете ли сами психиатра? Или мы можем это «исключить»? – спросил доктор Бергер.

– По правде сказать, да, посещаю, – сказал Джек.

– Ах да, ах да… – сказал профессор Риттер.

– В этом нет ничего постыдного! – громыхнул доктор Хорват, заместитель директора.

– Полагаю, артритом вы тоже не страдаете, – сказала доктор Хубер. – Вы еще молоды. Впрочем, не поймите меня неправильно – у Уильяма артрит, но вам совершенно не нужно беспокоиться по этому поводу. Вы ведь не играете ни на пианино, ни на органе?