Я стоял – как скала под сокрушительными волнами ее слов. Больше я ничего не мог сделать. То, что Молли говорила, было правдой. Пока она переводила дыхание, я смотрел себе под ноги. Когда она заговорила снова, ярость в ее голосе утихла и сменилась чем-то худшим – горем и растерянностью.

– Фитц, это так трудно. Каждый раз, когда я думаю, что уже успокоилась, я заворачиваю за угол и обнаруживаю, что снова надеюсь. У нас никогда ничего не будет, правда? Никогда не будет времени, принадлежащего только нам, никогда не будет места, в котором мы будем хозяевами. – Она опустила глаза, кусая нижнюю губу. Когда Молли снова заговорила, голос ее дрожал. – Я видела Целерити. Она красивая. Я даже нашла повод, чтобы заговорить с ней. Я спросила, не нужно ли им еще свечей для их комнат… Она ответила застенчиво, но вежливо. Поблагодарила меня за заботу – мало кто здесь делает это. Она… она славная. Леди. О, они никогда не дадут тебе разрешения жениться на мне! И сам ты не захочешь жениться на служанке.

– Ты для меня не служанка, – ответил я тихо. – Я никогда так о тебе не думал.

– Тогда кто же я? Я не жена.

– В моем сердце – жена, – сказал я горестно.

Это было жалким утешением. Мне было стыдно, что Молли приняла его, подошла и уткнулась лбом в мое плечо. Несколько мгновений я бережно обнимал ее, потом притянул ближе. Когда она прижалась ко мне, я тихо сказал:

– Я хочу спросить тебя кое о чем.

– О чем?

– Ты… ждешь ребенка?

– Что? – она отстранилась, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Ты носишь моего ребенка?

– Я… нет. Нет, не ношу… Почему ты вдруг спросил?

– Мне просто пришло в голову. Вот и все. Я хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать. Если бы мы были женаты, а я не была бы уже беременна, соседи начали бы качать головами, глядя на нас.

– Правда?

Раньше эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я знал, что некоторые уже спрашивают, не бесплодна ли Кетриккен, если она не смогла зачать после года супружества, но вопрос о ребенке будущей королевы действительно касался каждого. Я никогда не думал о том, что соседи всегда с ожиданием наблюдают за новобрачными.

– Конечно. К этому времени кто-нибудь наверняка уже предложил бы мне рецепт чая, полученный давным-давно от старушки-матери, или порошок из клыка кабана, чтобы вечером подсыпать в твой эль.

– В самом деле? – Я крепче прижал ее к себе, глупо улыбаясь.

– Угу, – улыбнулась она в ответ. Улыбка медленно угасла. – На самом деле, – сказала Молли тихо, – есть другие травы, которые я использую, чтобы наверняка не забеременеть.

Я уже почти забыл, как Пейшенс бранила меня в тот день.

– Некоторые такие травы, как я слышал, могут повредить женщине, если принимать их слишком долго.

– Я знаю, что делаю, – сказала Молли ровно. – А кроме того, какой у нас выход? – добавила она.

– Никакого.

– Фитц. Если бы сегодня я сказала «да», если бы я была беременна… что бы ты сделал?

– Не знаю. Я не думал об этом.

– Подумай об этом сейчас, – умоляюще сказала она.

Я медленно заговорил:

– Думаю, что я каким-то образом нашел бы для тебя место… где-то…

Я бы пошел к Чейду, я бы пошел к Барричу, я бы молил о помощи. Внутренне я онемел при мысли об этом.

– …Безопасное место. Не в Оленьем замке. Может быть, вверх по реке. Я бы приезжал к тебе, когда мог. Каким-то образом я бы заботился о тебе.

– Ты бросил бы меня – вот что ты сказал. Меня и нашего… моего ребенка.

– Нет! Я спрятал бы тебя в надежном месте, где никто не стал бы позорить тебя или насмехаться над тобой за то, что у тебя есть ребенок, но нет мужа. И когда смог, я приезжал бы к тебе и к нашему ребенку.

– Ты никогда не допускал, что ты поедешь с нами? Что мы прямо сейчас можем уехать из замка, ты и я, и подняться вверх по реке?

– Я не могу оставить замок. Я уже объяснил это тебе всеми способами, которые мог придумать.

– Я знаю. Я пыталась понять, но не смогла.

– Работа, которую я делаю для короля, такова, что…

– Перестань ее делать. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Поезжай со мной, и мы будем жить нашей собственной жизнью.

– Я не могу. Это не так просто. Мне не позволят уехать.

Каким-то образом мы отошли друг от друга. Молли сложила руки на груди.

– Верити уехал. Почти никто не верит, что он вернется. Король Шрюд слабеет с каждым днем, и Регал готовится стать королем. Если Регал испытывает к тебе хотя бы половину тех чувств, о которых ты говорил, почему же ты хочешь остаться здесь? Почему он этого хочет? Фитц, неужели ты не видишь, что все разлетается на части? Ближние острова и Причальный – только начало. Пираты на этом не остановятся.

– Тем больше причин для меня оставаться здесь. Чтобы работать и чтобы, если потребуется, сражаться за всех наших людей.

– Один человек не может остановить это, – заметила Молли. – Даже такой упрямый, как ты. Почему бы тебе не отбросить твое упрямство и не начать сражаться за нас? Почему мы не можем убежать вверх по реке, вглубь страны, подальше от пиратов, к нашей собственной жизни? Почему мы должны отказываться от всего ради безнадежного дела?

Я не мог поверить, что слышу такое от нее. Если бы это сказал я, это было бы изменой. Но Молли говорила так, словно речь шла о простом здравом смысле, словно она, я и ребенок, которого пока что нет, были важнее, чем король и Шесть Герцогств, вместе взятые. Так я и сказал.

– Хорошо, – ответила она, глядя мне прямо в глаза, – это правда. Для меня. Быть с мужем – с тобой – и с ребенком было бы для меня важнее всего на свете.

И что я мог ответить на это? Я пытался говорить правду, зная, что Молли от этого вовсе не станет легче.

– Ты была бы так же важна для меня. Ты и сейчас так же важна для меня. И это еще одна причина, по которой я остаюсь. Ты слишком важна для меня, чтобы бежать и прятаться. Я должен защищать тебя.

– Защищать? – голос ее сорвался на крик. – Ты поймешь когда-нибудь, что мы недостаточно сильны, чтобы защитить себя? Я знаю, я стояла между пиратами и детьми моих родственников и едва уцелела. И ты говоришь мне о защите, зная, что я это сделала?

Я молчал. Не только потому, что ее слова ранили меня. Они ранили глубоко. Но Молли вновь пробудила воспоминание о девочке, которую я держал на коленях, глядя на кровь, струившуюся по ее холодеющей руке. Я не мог вынести мысли о том, что мне когда-нибудь придется пережить это снова, но от этой мысли нельзя было спрятаться.

– Нам некуда бежать, Молли. Мы останемся здесь и будем сражаться до победы или погибнем, если битва будет проиграна.