Родилась девочка. И родилась… калекой. Ее ножки были плотно переплетены, а на спине краснела ужасная открытая рана. Но меня поразило ее удивительно красивое, умиротворенное личико. Мы думали, что ребенок мертв. Сильвия была сильно огорчена. Я чувствовала себя совершенно лишней. Повитуха старалась оживить ребенка, но безуспешно, как нам казалось в тот момент. Повитуха завернула девочку в полотенце и дала мне подержать, а сама пошла к себе, чтобы принести еще тряпок и старых газет.

Сильвия попросила передать ребенка ей. Я выполнила ее просьбу. „Слава богу, она умерла“, – повторяла Сильвия, но одновременно плакала от горя. А меня одолевала дурацкая мысль: насколько красивее выглядела бы эта несчастная девочка, если ее завернуть в одеяльце.

В комнате было очень темно. Все освещение состояло из единственной свечки. Потому я не сразу заметила, что ребенок… дышит. Да, девочка дышала! Она сделала два или три вдоха, потом слегка вскрикнула. Ее веки вздрогнули. „Боже, нет! Только не это!“ – воскликнула Сильвия. Она смотрела на дочку, целовала очаровательную головку и бормотала: „Только не это“. Потом Сильвия перевела взгляд на меня. В ее глазах появилась решимость. Она спросила: „Вы мне поможете?“ Естественно, я согласилась. Я была ей другом и должна была помочь. Я схватила подушку. Я плохо помню, что́ происходило потом, но мы сделали то, что требовалось. Это нужно было сделать. Увечного ребенка ждали в жизни сплошные страдания. Помимо телесного уродства, ее мозг, долго не получавший кислорода, тоже был поврежден. Возможно, в богатой семье она еще имела какие-то шансы выжить. Но только не в этой, да поможет ей Бог. Да поможет Он всем нам.

Мы завернули девочку в одеяльце, и Сильвия снова взяла ее на руки, нежно баюкая, как живую. Мы обе знали, что помогли этому крошечному созданию.

Вина за содеянное будет сопровождать меня до конца жизни. Но сделать это было просто необходимо. И я горжусь, что помогла Сильвии».

– Боже милостивый! – произнес вслух Чарли. – Господи Исусе!

* * *

– Клемми, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь?

– Что?

Клементайн сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь понять: это все-таки начало схваток или ее обычный дискомфорт? Скорее всего, обычные проделки малыша. Ей к этому не привыкать. Правда, сегодня ребенок что-то уж очень активен. В последний раз он заявлял о себе не далее как полчаса назад.

– Я спросил, хорошо ли ты себя чувствуешь. У тебя несколько отрешенный вид.

– Извините, Себастьян. Вы правы. Ребенок колотит меня изнутри. Но чувствую я себя вполне нормально. Если возможно, я хотела бы прилечь на полчасика.

– Конечно возможно. А как насчет еды или питья?

Сама мысль о еде ужасала Клементайн. Какая еда, когда ее живот и так начинается чуть ли не от плеч?

– Есть я не хочу, спасибо. Но от теплого молока не откажусь. Миссис Конли знает, как я люблю теплое молоко.

– Хорошо. Я сейчас распоряжусь. Кит, а ты чего хочешь?

– Я бы предпочел виски. Как говорится, для храбрости.

– Для какой храбрости? Тебе же не придется выступать.

– Да. И все равно мне будет… трудновато. Думаешь, я не прав?

– Прав, – со вздохом ответил Себастьян.

* * *

– Чарли, идем есть. Ланч уже готов.

Дженну удивил его голос: какой-то чужой и даже с дрожью.

– Пожалуй, нет. У меня ужасно болит голова. Я уже принял таблетку и теперь жду, когда боль утихнет. Надо же, накануне такого события.

– Сочувствую тебе. А войти можно?

– Конечно.

Войдя, Дженна увидела, что Чарли лежит в кровати. Бледный и какой-то расстроенный.

– Чарли, – прошептала она, и ей вдруг стало невероятно страшно, – неужели ты из-за головной боли не сможешь пойти на церемонию? А как же я? Если тебя там не будет, я провалюсь.

– Не волнуйся, я обязательно пойду. Наверное, это у меня после вчерашних старых вин. Такое со мной однажды уже было. Но я принял кодеин, и боль постепенно уходит. У нас в запасе еще полтора часа. Извинись за меня перед Аделью и остальными. А в половине третьего я сойду вниз и буду как огурчик.

– Обещаешь?

– Обещаю. Я тебя не подведу. Кстати, как все прошло утром?

– Замечательно. Мне понравилось. Сейчас я чувствую себя увереннее. Жаль, что тебя там не было.

– Но я буду на самой службе. Иди ешь, дорогая.

– Не скучай.

* * *

Через полчаса в комнату отца заглянула Кэти:

– Пап, ты как? Дженна говорила, у тебя болит голова.

– Болела. Но уже прошла. Я себя прекрасно чувствую.

Нет, он чувствовал себя далеко не прекрасно. Он был шокирован, ошеломлен всем тем, что узнал из дневников Селии. А еще – он буквально дрожал от сознания власти, которая столь неожиданно оказалась у него в руках.

Кейр пришел в церковь одним из первых. После его по-мальчишески глупого ответа на приглашение («Боюсь, у меня не найдется времени…») его вполне могли выпроводить, сказав, что у них для него «не найдется места». Но его, разумеется, никто не выгнал. Кейра усадили на один из средних рядов и вручили программку церемонии. На титульной странице, под именем Селии, была приведена ее любимая цитата: «Книги знаний вещие листы…» Эти слова как нельзя лучше характеризовали ее жизнь. Кейр сидел, читая список участников, и невольно улыбался. Литтоны очень гордились Селией. Что ж, у них на то были все основания. Дети, внуки, мужья, любовники – каждому предстояло исполнить свою роль в церемонии чествования. Кейр вдруг поймал себя на странном ощущении: ему вдруг захотелось быть причастным к этой церемонии.

* * *

Семейство Миллер тоже появилось достаточно рано. Они сказали, что им хочется осмотреться. На самом деле им не терпелось поскорее вырваться от Уорвиков. Миллеров там встретили очень тепло, но, как сказал Билли, Уорвики имеют мало общего с Барти.

– Билл, это торжество посвящено не Барти, – напомнила мужу Джоан. – Сегодня день леди Селии.

– Это, конечно, так. Но если бы не Барти, нас бы здесь сегодня не было. Это она была частью их семьи. Напрасно ты согласилась заночевать в этом… муравейнике.

– Да, согласилась. И не без умысла. А как еще мы бы повидали Дженну? Венеция говорила, что Дженна обязательно будет на обеде. И хватит ворчать. Многие были бы счастливы провести ночь в таком доме.

– Многие, но не я.

– На тебя не угодишь… Ну вот, добрались. Джо, причешись, а то подумают, что ты вообще гребня в руках не держал. И ты тоже, Майкл. Идемте внутрь. И помните: мы здесь ради Дженны.

* * *

Элспет увидела его не сразу. Ее провели на переднюю скамью. Элспет села и стала оглядываться. Она искала глазами Маркуса Форреста, но пока что увидела нескольких друзей. Затем в церковь, переваливаясь – другого слова не подберешь – и неся свой огромный живот, вошла Клемми под руку с Китом. За ними шел Себастьян. Да, бедняжке Клемми не позавидуешь. Последние недели. Самое жуткое время. Элспет улыбнулась и махнула ей рукой. Клементайн махнула в ответ. Вид у беременной был довольно обеспокоенный. Наверное, волновалась из-за Кита. Он и не скрывал, что ему от этой службы будет очень плохо.