Тем временем в Монт-Роял Орри уложил в небольшой саквояж бритву и ремень для ее правки, мыло, несколько рубашек и белье. Саквояж он бросил в карету, рядом с сумкой с деньгами. Сумка была заперта на маленький дешевый замок, ключ от которого Орри положил в жилетный карман для часов. Конечно, такой замок можно было легко взломать, но Орри посчитал, что обычная сумка привлечет к себе меньше внимания, чем выпирающий пояс, набитый деньгами.

Целуя его, Мадлен постаралась скрыть слезы тревоги. Она понимала, как опасно для Орри сейчас ехать на Север, но ничего не сказала. А вот Чарльз, который весьма неохотно согласился отвезти кузена на станцию, молчать не стал.

– Ты не должен туда ехать, Орри! – воскликнул он. – Мы ему ничем не обязаны!

– Я ему обязан жизнью. Поехали. – Орри захлопнул за собой дверцу кареты.

Из дома выскользнула Кларисса и встала рядом с Мадлен, которую она не узнала, и стала весело махать рукой уезжавшему незнакомцу. Мадлен думала только о том, увидятся ли они вновь.

* * *

В воскресенье крушение товарного поезда в Северной Каролине остановило все движение в северном направлении и задержало поезд Орри на шесть часов. Пассажиры вагона первого класса говорили только о Самтере. Почти все были южанами, как заключил Орри по их характерному выговору и отношению к мятежной крепости. Но он понимал, что уже через несколько сот миль дальше на север все полностью изменится и ему придется очень внимательно следить за тем, что он говорит и кому.

В сумерки путь наконец расчистили, и поезд двинулся дальше. Вскоре они остановились на какой-то станции в маленьком городке в предгорье. Кассир билетной кассы махал руками в полутьме и кричал:

– Самтер пал! Андерсон сдался! Только что сообщили по телеграфу!

В вагоне поднялся радостный шум. Разносчик, продававший в вагоне вчерашние газеты, с подозрением посмотрел на Орри, когда тот не присоединился к общему ликованию, но, натолкнувшись на его грозный взгляд, поспешил пройти дальше. Казалось, враждебность и подозрительность заполонили все вокруг и не было от них спасения.

На следующее утро, в Питерсберге, Орри вышел из поезда, чтобы пообедать на вокзале. Сумку с деньгами он взял с собой и аккуратно поставил ее под стол между ногами. Замызганный обеденный зал напомнил ему похожую остановку в Балтиморе два года назад. Впрочем, на этот раз Орри не столкнулся с открытой агрессией – люди были слишком заняты обсуждением вчерашних событий в Южной Каролине. Несколько раз он слышал слово «победа». Большинство посетителей сходились в том, что после такого триумфа Виргиния тоже непременно выйдет из Союза.

Сокрушенно качая головой, Орри быстро доел тушеную говядину с кукурузной кашей и вышел на перрон, где купил газету, перед тем как снова зайти в вагон. Когда поезд отошел от Питерсберга, рядом с ним сел какой-то полный, хорошо одетый мужчина, но Орри не обратил на него внимания, потому что сосредоточенно изучал телеграфные новости на первой полосе. Накануне в воскресенье Андерсон официально сдал крепость в Чарльстонской бухте. По иронии судьбы именно в этот день, когда форт готовился к сдаче, появилась первая жертва осады.

Согласно подсчетам газетчиков, за время обстрела крепости было выпущено от четырех до пяти тысяч снарядов. Никого не убили, но из-за снарядов по всему форту начались пожары. До вчерашнего дня их все еще не удалось до конца погасить, и разлетавшиеся искры попали на штабель пушечных зарядов. От взрыва один из артиллеристов Андерсона погиб мгновенно, еще пятеро были ранены.

Первая кровь, сказал себе Орри. И наверняка не последняя.

Командиру федералов позволили произвести салют в честь союзного флага, перед тем как тот был спущен, и увести своих людей на ожидавшие их баркасы. Баркасы доставили солдат гарнизона к небольшой эскадре, которая стояла в заливе. Помощь с Севера действительно подошла – это была не просто выдумка досужих сплетников. Корабли, так и не успев зайти в бухту из-за шторма, остановились на рейде, когда начался обстрел Самтера. Уже вскоре зафрахтованный пароход «Балтика» и сопровождавшие его военные корабли взяли курс на север, так и не выполнив своей задачи. Орри был уверен, что ответ президента Линкольна не заставит себя долго ждать.

Дочитав новости, Орри разговорился с полным мужчиной, который представился как мистер Кобб из Питерсберга, коммивояжер.

– Английские иголки и превосходные швейные нитки, – пояснил он с мягким виргинским выговором. – Поставляются только в лучшие торговые дома. Один Бог знает, что будет с моей коммерцией при всех этих беспорядках. Я так понимаю, вы тоже южанин?

– Из Южной Каролины, – кивнул Орри.

– И далеко едете?

– В Пенсильванию.

– Позвольте дать вам небольшой совет. Я на прошлой неделе был в Филадельфии, и мне там пришлось нелегко. Осмелюсь даже сказать: чрезвычайно нелегко. Южан слишком просто узнать по их выговору. В какой-то момент я даже почувствовал, что моя жизнь в серьезной опасности. На этот раз я уже не еду дальше Вашингтона, но все равно принял некоторые меры предосторожности. – Он ткнул пухлым пальцем в свой лацкан, и Орри только теперь заметил, что там прикреплена розетка из красных, белых и синих ленточек. – Я бы и вам предложил сделать так же, сэр. Все, что нужно для такого полезного аксессуара, вы теперь сможете найти в любой галантерейной лавке.

– Спасибо за подсказку, – кивнул Орри, хотя мысленно уже отверг это предложение.

Да, он не слишком верил в идею суверенного Юга. Но и носить цвета противоположной стороны тоже не собирался.

* * *

В Вашингтоне ему удалось увидеть только вокзал. Платформы и залы ожидания были наводнены армейскими офицерами и семьями гражданских. Большинство офицеров прибывали в город, гражданские же, наоборот, уезжали. Орри предположил, что это южане, которые возвращались на родину после увольнения со своих должностей в правительственных или военных ведомствах.

Вечером понедельника, в дымном свете вокзальных фонарей, Орри наблюдал за тем, как страна делает очередной роковой шаг к настоящей войне. Какой-то потеющий мужчина в рубашке с короткими рукавами писал последние новости мелом на черной грифельной доске. Одна новость гласила, что президент Линкольн заявил о существовании некоего мятежа и призвал семьдесят пять тысяч добровольцев встать под ружье на три месяца.

Маленькая толпа, собравшаяся перед доской, зааплодировала. Орри повернулся, чтобы пойти к своему поезду. Толпа напирала, выкрикивая одобрения президенту и проклиная Юг. Орри понял, что пройти не сможет.

– Извините… – сказал он.

Никто не отступил. Трое мужчин, стоявших поближе, внимательно всмотрелись в него. Он пожалел, что не взял с собой в дорогу пистолет.

– Что вы сказали, мистер? – спросил один из троих.

Орри понимал, что должен говорить как можно меньше, но подобные меры предосторожности были ему противны.

– Сказал, что мне бы хотелось пройти, если вы не против.