Понял он ее или нет, но внимания не обратил, а лишь упрямо потыкал в часы на своей руке.

Те немногие, у кого имелось при себе что-либо ценное – не отобранное и не обмененное на еду, – отдали вещи ему.

Освобождение, принесенное Красной Армией, уже не обещало быть тем счастливым событием, которого многие так ждали.

Но впереди было еще хуже.

Высокий указал на Ребекку.

Та шарахнулась от него и попыталась спрятаться за Карлу.

Второй, маленький и светловолосый, схватил Ребекку и потянул вперед. Ребекка завизжала, и маленький ухмыльнулся, словно этот визг доставлял ему удовольствие.

У Карлы появилась ужасная догадка, что случится дальше.

Коротышка крепко держал Ребекку, а высокий грубо облапал ее груди и сказал что-то, отчего оба захохотали.

Послышались возмущенные возгласы стоявших вокруг людей.

Высокий поднял автомат. Карла похолодела при мысли, что сейчас он начнет палить. Нажав на спусковой крючок в переполненной комнате, он бы убил или ранил десятки людей.

Все осознали опасность, и в комнате стало тихо.

Оба солдата двинулись к двери, таща с собой Ребекку. Она орала и билась, но не могла вырваться из рук коротышки.

Когда они уже были в дверях, Карла шагнула вперед и крикнула:

– Подождите!

Что-то в ее голосе заставило их остановиться.

– Она же еще маленькая, – сказала Карла. – Ей всего тринадцать лет! – Она не знала, поняли они ее или нет. Она подняла вверх обе руки, показывая десять пальцев, потом – одну, показывая три. – Тринадцать!

Высокий солдат, похоже, понял ее. Он ухмыльнулся и сказал по-немецки: «Frau ist frau». Женщина есть женщина.

Неожиданно для себя Карла сказала:

– Вам нужна настоящая женщина. – Она медленно вышла вперед. – Вместо нее возьмите меня. – Она попыталась соблазнительно улыбнуться. – Я не ребенок. Я знаю, что надо делать. – Она подошла ближе, достаточно близко, чтобы почувствовать едкий запах человека, не мывшегося месяцами. Пытаясь скрыть отвращение, она, понизив голос, сказала: – Я-то знаю, что нужно мужчине… – Она приглашающим жестом коснулась своей груди. – Оставьте ее, она еще ребенок.

Высокий снова взглянул на Ребекку. Глаза у нее покраснели от слез, из носа текло, и это было очень кстати – она была действительно больше похожа на ребенка, чем на женщину.

Он перевел взгляд на Карлу.

Она сказала:

– Там наверху есть кровать. Показать?

Сейчас она тоже не была уверена, что он ее понял, но взяла его за руку, и он пошел за ней по лестнице на первый этаж.

Светловолосый отпустил Ребекку и пошел следом.

Теперь, видя, что ей удалось их уговорить, Карла пожалела о своей браваде. Ей захотелось вырваться от русских и убежать – но они наверняка пристрелили бы ее и вернулись за Ребеккой. Карла подумала об измученной девочке, потерявшей вчера обоих родителей. Если на следующий после этой утраты день ее изнасилуют, это навсегда сломит ее дух. Карла должна ее спасти.

«Меня этим не уничтожишь, – подумала Карла. – Я смогу через это пройти. Я вынесу это и останусь собой».

Она провела их в комнату, где делали электрокардиограммы. Ей стало холодно, сердце словно заледенело, мысли стали вялыми. Рядом с кроватью стояла жестяная банка с жиром, которым пользовались врачи для улучшения контакта кожи с электродами. Карла стянула трусы, потом зачерпнула побольше жира и сунула внутрь. Может, это спасет ее от кровотечения.

Надо было довести дело до конца. Она повернулась к солдатам. К ее ужасу, за этими двумя в комнату вошли еще трое. Она попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.

Она легла на спину и раздвинула ноги.

Высокий встал на колени меж ее колен. Он рывком распахнул ее форменную блузу, обнажая грудь. Она увидела, что он играет пенисом, чтобы привести его в состояние эрекции. Он лег сверху и вошел в нее. Она сказала себе, что это не имеет никакого отношения к тому, что делали они с Вернером.

Она повернула голову набок, но солдат схватил ее за подбородок и повернул к себе, заставляя ее смотреть на него. Карла закрыла глаза. Он стал целовать ее, пытаясь засунуть язык ей в рот. От него пахло гнилым мясом. Когда она стиснула зубы, он ударил ее в лицо кулаком. Она вскрикнула и разжала разбитые губы, стараясь думать о том, насколько хуже было бы тринадцатилетней невинной девочке.

Солдат застонал и кончил в нее. Она попыталась скрыть отвращение, хотя бы не выразить его на лице.

Он слез, и его место занял светловолосый.

Карла пыталась ни о чем не думать, превратить тело в нечто отстраненное, в механизм, в предмет, не имеющий к ней никакого отношения. У этого не было желания ее целовать, зато он сосал ее грудь и кусал соски – когда она вскрикнула от боли, ему, похоже, это понравилось, и он стал кусать сильнее.

Время шло, и наконец он кончил.

Потом на нее залез следующий.

Ей пришло в голову, что, когда все закончится, она не сможет ни забраться в ванну, ни принять душ – во всем городе не работал водопровод. И эта мысль стала для нее последней каплей. Внутри ее останется их сперма, на коже останется их запах, во рту – их слюна, а она не сможет как следует вымыться. Вот это оказалось хуже всего. Мужество оставило ее, и она заплакала.

Третий солдат кончил, и на нее лег четвертый.

I

Адольф Гитлер покончил с собой в понедельник 30 апреля 1945 года в своем бункере в Берлине. Ровно через неделю в Лондоне, без двадцати восемь часов вечера, Министерство информации объявило, что Германия сдалась. Следующий день, вторник 8 мая, был объявлен праздничным.

Дейзи сидела у окна в своей квартире на Пиккадилли, глядя на празднество. Улица была заполнена народом, отчего движение автомобилей и автобусов было почти невозможным. Девчонки целовали любого мужчину в форме, и тысячи счастливчиков спешили использовать удачу в полной мере. Совсем немного прошло времени после полудня, а многие уже были пьяны. В открытое окно Дейзи услышала пение вдали и догадалась, что толпа у Букингемского дворца исполняла «Землю надежды и славы». Она разделяла их радость, но Ллойд был где-то во Франции или в Германии, а он был тот единственный солдат, которого ей хотелось целовать. Она молилась, чтобы его не убили в последние часы войны.

К ней зашла сестра Ллойда, Милли, со своими двумя детьми. Муж Милли, Эйб Эвери, тоже был где-то с войсками. Она с детьми приехала в Вест-Энд на праздник, и они зашли в гости к Дейзи отдохнуть от толпы. Дом Леквизов в Олдгейте давно привечал Дейзи, и она была рада возможности ответить тем же. Она заварила Милли чай – ее служащие продолжали праздновать на улицах – и налила апельсинового сока детям. Ленни было уже пять, а Пэмми три.