Хаджиеву, его непосредственному начальству, как Гулиев перестает меня замечать, а если я продолжаю нагло торчать на виду, ледяным голосом роняет: «Уваров, я занят, приходите в приемные часы».

Но сейчас Мурата в пределах видимости нет – и я любим: «Максим», «дорогой» и «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Сегодня я для Гулиева – мероприятие, строка в отчете о культурно-просветительной работе, и он светится дружелюбием. Однако Хуссейн смотрит на него волком (директор при виде Мариам шалеет и забегает в бар значительно чаще, чем требуют его обязанности), и Гулиев переходит к делу. Кинозал уже полон, пора выступать. Он просит учесть, что лекцию будут слушать уважаемые люди, от которых многое зависит, и мне следует помнить, что репутация гостиницы… честь… достоинство… Кончив молоть эту чепуху, Гулиев за руку, будто я Иосиф Кобзон, выводит меня на сцену, дожидается окончания шквала аплодисментов (это злодействуют Олег, Осман и Гвоздь, я им это припомню) и вдохновенно декламирует:

– Разрешите вам представить нашего уважаемого лектора! Начальника местной лавинной службы! Мастера спорта международного класса по горным лыжам и альпинизму! (Вранье, на международный класс я не вытянул.) Снежного барса! (Опять вранье, у меня за душой два семитысячника, а не четыре, как требуется для барса.) Ученика выдающегося ученого и друга Кушкола профессора Оболенского, известного охотника за лавинами товарища… (длинная пауза, теперь бы в самый раз забыть мою фамилию – нет, все-таки вспомнил) Уварова Максима Васильевича! Прошу!

Олег, Осман и Гвоздь зверски бьют в ладоши, кто-то из них орет «бис» – и лекция начинается.

Я рассказываю о лавинах, каких разновидностей они бывают и какое действие производят, а мама сопровождает лекцию слайдами. Они очень эффектны, мне подарил их в Инсбруке лавинщик Ганс Шредер, и публика с интересом разглядывает пейзажи австрийских и швейцарских Альп. Понемногу ее внимание обостряется, так как на последующих слайдах эти пейзажи сняты после того, как сошли лавины. Вот станция Делас: в ночь на 12 января 1954 года лавина сорвала с рельсов стотонный паровоз и швырнула его в здание вокзала; а вот лавина в долине Гросс-Вальзер, похоронившая целую деревню; другая лавина, полностью разрушившая альпийскую гостиницу «Боденхауз»; вертолет, с которого ведутся спасательные работы…

Слайды впечатляющие, да и подробности я привожу драматические, но публика больше смотрит, чем слушает: Альпы – это далеко, а человек так устроен, что по-настоящему его трогает лишь то, что лично его касается. Поэтому атмосфера поначалу такая, словно на экране «Клуб кинопутешественников»: в зале сидят человек двести, они приехали сюда получить удовольствие и уверены, что главный их враг не какие-нибудь мифические лавины, а лавинщики, которые могут закрыть трассы. Ничего, я знаю, как нужно обращаться с этой публикой, скоро вы у меня, ребята, притихнете.

– Перехожу к ущелью Кушкол. – Я делаю знак маме. – В непосредственной близости от нас находятся пятнадцать лавин, которые имеют обыкновение сползать по нескольку раз в год. Значит, каждый из вас может и, наверное, станет свидетелем этого зрелища; я искренне надеюсь – свидетелем, а не участником, потому что иные туристы, вроде тех, что веселятся в третьем ряду (ораторский прием: все, как по команде, поворачивают шеи и смотрят на моих друзей-барбосов, нашептывающих Катюше что-то очень смешное, она еле удерживается от смеха), в лавины не верят. Впрочем, два туриста, погибшие в прошлом году, тоже не верили (первобытная тишина, лица вытягиваются). Между тем обстановка в марте прошлого года была примерно такой, как сегодня: угрожавшие трассам лавины мы спустили, флажки вдоль трасс поставили, инструктаж провели… Посмотрите на экран: видите лыжню, уходящую налево от трассы? Это отправились за приключениями два бесстрашных лихача. Здесь присутствует начальник спасательной службы Хуссейн Батталов, напомните, пожалуйста, их фамилии.

Я и сам отлично помню, но немного театра не помешает.

– Борис Глухов и Тамара Карасева, – подсказывает Хуссейн. – Ему было двадцать шесть, ей девятнадцать лет.

– Следующий кадр. – Я жестом благодарю Хуссейна. – Вот здесь, сразу же за знаком «Лавиноопасно!», они свернули – им очень хотелось покататься по целине, которую, как они полагали, мы закрыли из-за своей прихоти, – и сорвали небольшую, тонн на пятьсот, лавину. Крестиками обозначены места – видите? – где мы обнаружили их тела. Теперь другой случай.

Барбосы не сдаются, иронически на меня поглядывают и перешептываются. Помимо них, я выделил из общей массы еще одну группу из четырех длинноволосых охламонов и двух спортивных девиц – они тоже пришли развлечься. Это либо приличные горнолыжники, которые убеждены, что все знают, либо «чайники»: и те и другие на сто процентов уверены, что уж с ними-то ничего плохого случиться не может. Ну, чайников я в конце концов обработаю, а с приличными разрядниками бывает труднее всего. Вижу, Хуссейн уже взял их на заметку.

Кадр: снежный карниз на гребне одного из склонов Актау.

– Этот карниз, – комментирую я, – висел над лавиноопасным склоном метрах в трехстах от верхней станции канатной дороги. Там установлены знаки и объявления, категорически запрещающие проход. Вероятно, надежнее было бы поставить вахтера с двустволкой, но, во-первых, он не предусмотрен штатным расписанием, и, во-вторых, предполагается, что каждый турист имеет как минимум начальное образование. Но кандидат в мастера спорта Ветлугин счел, что такой ас, как он, может позволить себе на скорости проехаться по карнизу, а тот обрушился и спустил лавину. Ветлугина удалось спасти, но врачи мало надеются, что в ближайшие годы он поднимется с постели. Следующий случай…

Я честно отрабатываю пятнадцать рублей: публика в основном хорошо напугана; бьюсь об заклад, что девять из десяти моих слушателей при слове «лавина» будут вздрагивать, а иные уже сегодня упакуют чемоданы. А ведь рассказал я им далеко не самые кошмарные случаи, у меня в заначке имеются и похлеще – они мне понадобятся для скептиков, или, как мы с мамой их называем, для будущих Надиных пациентов. В последнем я не раз убеждался: если мне не удалось воспитать у туриста уважения к лавинам, у него имеются большие шансы поразмыслить над собственной глупостью в отделении травматологии; хорошо еще, если он попадет к Наде, а не в местную больницу, та в разгар сезона напоминает эвакогоспиталь военного времени, какие мы видели в кино. На барбосов мне плевать, а вот Катюшины ножки хотелось бы сохранить в целости: когда она прошествовала к сцене, чтобы опустить в ящик записку, я невольно сделал длинную и не предусмотренную текстом паузу. И тут же отметил, что мама насторожилась, Надя усмехнулась, Гвоздь сделал стойку, а Олег движением ладони изобразил волны и показал мне большой палец – это у него морской сигнал, означающий: «Пустячок с