кошку с колен сына, взял мальчика за плечи и поставил его рядом с собой, затем на мгновение с силой прижал к себе, пытаясь сдержать радость и одинокую мужскую слезу. Отпустив мальчика, Тремэн направился к двери.

– Тринадцать Ветров ждут тебя... Мы все тебя ждем! Я пришлю за тобой карету.

– Я хотел бы вернуться верхом.

Гийом улыбнулся. Да мальчишка на него похож еще больше, чем он думал!

– Ну конечно! Я пришлю Дагэ с Селимом...

Встреча прошла грандиозно. Элизабет и Адам встретили Артура у въезда в усадьбу и проводили до парадного крыльца, где Гийом пожелал мальчику счастливого возвращения. Затем был праздничный ужин, мадам Белек приготовила восхитительное суфле из омаров, которое стряпала только в особо торжественных случаях. Пили шампанское и даже произносили тосты, особую оценку и аплодисменты вызвал тост Джереми Брента, произнесен он был не очень четко, но зато с чувством. Отныне никто не сомневался: Брент счастлив в Тринадцати Ветрах. Гийом решил, что он будет учить и воспитывать обоих мальчиков, и эта перспектива наполнила радостью сердце юного наставника.

Со следующего дня в Тринадцати Ветрах начнется повседневная жизнь, и Артуру придется привыкать к ней...

Сидя в церкви между Элизабет и Адамом, Артур почти не следил за торжественной церемонией, размышляя обо всем, что произошло за последние несколько недель. Мать воспитывала его в любви к Богу, и мальчик действительно его любил, но это вовсе не мешало ему изнывать от скуки во время месс, за исключением тех случаев, когда пение и музыка трогали его сердце. Особенно ему нравился орган.

К сожалению, орган в церкви Сен-Васта, подаренный ей аббатом Фекампом, сильно пострадал во время Революции. Как, впрочем, и все здание, и, несмотря на гирлянды из омелы и огромные охапки остролиста, которыми женщины постарались замаскировать раны, церковь выглядела плачевно, так же как и обезглавленные, обезображенные статуи. Напротив, заалтарная картина с изображением Троицы почти не пострадала, ее, конечно, запачкали, осквернили, но при этом почти не тронули. У санкюлотов просто не хватило времени, чтобы снять ее, разбить и сжечь на костре, как они поступили с фигурой распятого Христа, венчавшей первоначально арку у входа на хоры. Рядом с фигурой Христа проходила галерея, служившая, как и во всех церквах Котантена, местом проведения торжественных церемоний: под распятием собирались свадебные процессии, здесь же в день похорон устанавливали гроб с телом покойного.

Но, несмотря на убогое убранство церкви, в мессе все же было свое очарование. Воздух наполняли ароматы свежей зелени, ладана и воска, которым натерли скамьи. Гимны в честь Рождества, которые не очень стройно, но зато с энтузиазмом выводили горожане, порой достигали подлинного величия. Артур знал несколько гимнов, но пел настолько фальшиво, что воздержался присоединять к поющим свой голос. Это позволило ему внимательно понаблюдать за собравшимися в церкви прихожанами. Многие лица ему были уже знакомы, но рядом с одной из колонн он заметил двух женщин, весьма его заинтриговавших. Во-первых, потому, что, несмотря на огромное стечение народа, им все же удалось держаться на некотором расстоянии от толпы, во-вторых, потому, что их траурные одежды и вуали из черного крепа резко выделялись на фоне белоснежных нормандских чепцов, которые так красили местных женщин. Неф походил на поле белых цветов, среди которых кое-где торчали грустные шляпки и непокрытые головы мужчин в голубых свежеотглаженных воскресных блузах и с круглыми шляпами, величественно прикрывающими животы.

Среди прихожан были и другие женщины в трауре, но эти две производили впечатление какой-то таинственной грусти, чем пробудили в мальчике любопытство. Он тихонько ударил Элизабет локтем в бок. Она тотчас наклонилась к нему, не отрывая, впрочем, глаз от молитвенника:

– Что случилось?

– Две женщины в черном, вон там, возле второй колонны... Кто они?

Девушка подняла глаза, посмотрела, затем покачала головой и одновременно пожала плечами.

– Понятия не имею! Впервые вижу! Но мы редко ходим к мессе в Сен-Васт. А почему они тебя заинтересовали?

– Не знаю. Какие-то они... странные.

– Скажешь тоже!

Гийом вскинул брови, и на этом их диалог прервался. Но Элизабет улучила все же момент и шепнула:

– Спросим у мадемуазель Анн-Мари. Она здесь знает всех.

Последнее благословение, и верующие высыпали на паперть. Служба как началась, так и окончилась звоном колоколов, только небо очистилось от туч, и солнце весело освещало небольшую толпу, поджидающую выхода Тремэнов: фермеры, рыбаки, знатные горожане, друзья и просто знакомые, бывшие военные и городские кумушки – все хотели поболтать с Тремэном. Гийом тем временем, задержав Артура, благодарил кюре за прекрасную проповедь, из которой мальчик не запомнил ни единого слова, и за добрые слова приветствия новому члену их семьи. Артур буквально приплясывал от нетерпения, так хотелось поскорее поговорить с мадемуазель Леусуа, которая в сторонке болтала с Франсуа Ньелем, Элизабет и Кантенами. Артур не сводил глаз с заинтересовавших его особ, они медленно удалялись от церкви, та, что повыше, поддерживала приятельницу. Женщины подошли к двуколке, возле которой мирно жевала сено привязанная к дереву крепкая лошадка. За все время, что Артур наблюдал за ними, дамы ни с кем не обмолвились словечком.

Та дама, что поддерживала подругу, помогла ей подняться в двуколку, затем села рядом и, прежде чем взять в руки вожжи и кнут, откинула с лица длинную траурную вуаль. Взору Артура предстала пожилая седеющая женщина с настолько обыкновенным, ничего не значащим лицом, что мальчик, сам не зная почему, почувствовал разочарование. Впрочем, больше ему ничего не удалось рассмотреть – двуколка свернула по направлению к Главной улице.

– А почему вторая не подняла вуаль? – воскликнул Артур, не отдавая себе отчета в том, что думает вслух. В это время Гийом подвел сына к нотариусу и его жене и ему даже пришлось слегка встряхнуть Артура:

– Артур, обрати, наконец, на нас внимание. Мадам Лебарон спрашивает, нравится ли тебе в наших краях.

Мальчик, сконфузившись, покраснел как рак.

– Тысяча извинений, мадам... Я... мне... кажется, я немного отвлекся...

– И я даже могу вам сказать из-за кого, – сказал с улыбкой нотариус. – Хотя это более чем странно: в вашем возрасте заглядываются на хорошеньких молоденьких девушек, а не на пожилых особ. Вообразите, дорогой Тремэн, ваш сын пожирает глазами ваших новых квартиранток.

Гийом чуть повернулся, чтобы посмотреть, о ком идет речь.

– А, сестры Може! Не вижу в них ничего интересного. Две старые девы, у них какое-то большое горе, как я понял, они подыскивали уединенный домик, чтобы в стороне от городского шума предаваться своим воспоминаниям. Так что совершенно банальная история.

– Я не согласна с вами, месье Тремэн, – жеманно