В наших переговорах с Польшей и Румынией большую роль должны играть французы, позиция коих отлична от англичан.

6) Мой план – держать Крым, приводя в порядок армию и тыл, поддерживать борьбу на Кавказе и в Новороссии и ждать благоприятной обстановки, которую можно было бы использовать.

Уголь, уголь и уголь – вот что надо прежде всего; затем обеспечение боевыми припасами в случае прекращения снабжения Англией. И одновременно со всем этим политическая работа в Европе с целью доказать, что не миром с большевиками прекратится анархия в России, а созданием такого ядра, вокруг которого могли бы объединиться стихийные народные противобольшевистские силы, не могущие вынести советской тирании. Таким ядром был бы Крым.

7) Готовясь к продолжению борьбы и не теряя веры в успех, делаю все возможное, дабы в случае неудачи не быть застигнутым врасплох. И здесь, прежде всего, надо иметь уголь, и создание его запаса на случай эвакуации – моя задача.

Тоннажем мы сейчас обеспечены, план эвакуации разработан во всех деталях, но угля пока еще недостаточно.

Подготовка на случай неудачи базы в Сербии, о которой Вы мне писали, необходима.»

Последнее письмо, как заключающее в себе определенный план действий, представляет интерес для сравнения с тем, что в действительности было достигнуто генералом Врангелем, и для исторической оценки так называемого Крымского периода.

Генерал Шатилов, передавая мне предложение генерала Врангеля быть представителем главнокомандующего в Константинополе, сказал, что признается необходимым подчинить мне всех, как военных, так и гражданских, русских представителей (не исключая и дипломатических) в Румынии, Сербии, Болгарии, Греции и Турции.

Но письмом от 1/14 апреля 1920 года генерал Врангель, изменяя свое первоначальное решение, сообщил мне об этом так:

«Тщательно обсудив, вместе с П.Н. Шатиловым, А.А. Нератовым и П.Б. Струве, которому я поручил Управление Иностранных Дел, всю политическую и иную обстановку, создавшуюся для нас в Константинополе, я пришел к следующему решению о том, как в настоящий момент должно быть поставлено представительство Вооруженных сил юга России в Константинополе.

Одновременно с назначением Вас главным военно-морским представителем Вооруженных сил юга России в Константинополе и прилегающих к нему странах (Греция, Сербия, Болгария и Румыния), я возлагаю на А.А. Нератова управление дипломатической миссией в Константинополе и руководство работой наших дипломатических представителей в Греции, Сербии, Болгарии и Румынии.

Это решение представляет несколько иную конструкцию Константинопольского представительства и означает иной объем Ваших полномочий, чем тот, который Вы предполагаете в Вашем письме и который имелся в виду при Ваших беседах с П.Н. Шатиловым. Но прошу Вас верить мне, что повелительные соображения делового характера продиктовали мне это решение вопроса.

Привлечение таких крупных лиц, как Вы и А.А. Нератов, исключающее подчиненное соотношение между ними, требуется обстановкой, в которую мы поставлены. Необходимо поднять престиж наш, который был уронен не только нашими военными неудачами, но и неудачным представительством как военным, так и дипломатическим.

Дипломатическое представительство в Константинополе поставлено, в формальном отношении, независимо от представительства союзников. Военное представительство состоит при союзном командовании.

Отсюда вытекает необходимость, при определении компетенции и взаимоотношений дипломатического и военного представительств, исходить из той точки зрения, что вопросы внешнеполитического характера должны вестись органом, независимым от союзников, а военно-морские вопросы и вопросы снабжения, а равно все, что касается беженцев, эвакуация и проч., должны находиться в ведении военно-морского представителя.

При этом возможность сношений по вопросам этого рода с иностранными представительствами, не участвующими в оккупации Константинополя, требует, в этих случаях, предпринимать все сношения и действия по соглашению между военным и дипломатическим представителями нашими в Константинополе.

Та же общая точка зрения на разграничение компетенции должна проводиться и в вопросах, возникающих в сношениях с Балканскими государствами, в коих представители военные и дипломатические подчиняются руководству – первые Вашему, а вторые А.А. Нератову.

Не сомневаюсь, что в стремлении помочь Вашим опытом русскому делу Вы сотрудничество с А.А. Нератовым в областях, хотя и трудно поддающихся разграничению, но различных по характеру и требующих совершенно различной подготовки, поставите плодотворно и без всяких трений, тем более что А.А. Нератов лично хорошо Вам известен и обладает счастливыми в этом отношении свойствами».

Новое решение генерала Врангеля, на мой взгляд, было не правильно, но просить вернуться к прежнему решению я считал неудобным, так как это могло иметь характер, что я хочу играть первенствующую роль. Кроме того, личные свойства А.А. Нератова давали мне действительно полное основание считать, что у меня с ним не будет никаких недоразумений и мы с ним как-нибудь размежуемся.

По существу же дела, повторяю, новое решение было не правильно. Действительно, собственно дипломатическое представительство имело для нас серьезное значение лишь в Сербии и Болгарии, правительства которых считались с правительством юга России и фактически нас признавали. В Румынии и в Греции сохранение дипломатического представительства имело лишь политическое значение.

В Константинополе дипломатическое представительство, конечно, имело значение, но собственно дипломатических вопросов почти не было, а ежедневно возникали вопросы, связанные со снабжением армии, беженцами и эвакуацией. Все же эти вопросы в Константинополе с нашей стороны были сосредоточены в моих руках, а не дипломатического представителя, а у англичан и французов, с которыми и приходилось иметь больше всего дела, были сосредоточены в руках Верховных комиссаров, а не в руках командования.

Командующие союзными войсками ведали чисто военными вопросами и имели отношение к снабжению нашей армии лишь в случае выдачи предметов снабжения из складов, находившихся в их распоряжении.

А так как союзные Верховные комиссары считали возможным для себя поддерживать непосредственные официальные сношения лишь с дипломатическим представителем главнокомандующего А.А. Нератовым, то во всех тех случаях, когда мне нужно было к ним обращаться по вопросам, находившимся в моем и их ведении, приходилось эти обращения делать или через А.А. Нератова, или ездить к ним совместно с нашим дипломатическим представителем и в его присутствии вести переговоры. Все это, конечно, затрудняло ведение дела и создавало ненужные трения.

Впоследствии я с фактами в руках докладывал это генералу Врангелю и председателю правительства А.В. Кривошеину, указывая на то, что при создавшемся положении нужно иметь в Константинополе единого представителя. А так как считали необходимым иметь в Константинополе настоящего дипломата, то следовало подчинить ему военного представителя. Так в конце и было решено сделать, но разрешение этого вопроса затянулось до Крымской катастрофы.