и «Одиссея» содержат множество живых сцен, рисующих жизнь и отношения семейного клана олимпийских богов, но все они от первого до последнего слова – ложь и бессмыслица. Ведь под видом богов Гомер изобразил тех же людей со всеми их слабостями и недостатками. Его боги нуждаются в сне и отдыхе, любят веселые пиршества, жадны до приношений, завистливы, коварны, ревнивы и мелочны. Единственное, что их отличает от людей это их бессмертие, но даже это качество не присуще их природе изначально, а поддерживается волшебным напитком – нектаром.

Все это возмущало Ксенофана. Он говорил, что изображать богов вероломными и порочными значит не просто отступать от истины, но и кощунственным образом клеветать на самое святое. Нелепо, кроме того, представлять себе Бога в человеческом обличье, ведь он совсем таковым не являются. Понятно, что наделяя богов человеческими чертами, люди берут за образец то, что находится перед их глазами. В этом они нисколько не отличаются от бессмысленных тварей. «Если бы у быков, львов или лошадей были руки, – говорит Ксенофан, – они бы несомненно, сотворили себе богов, похожих на них самих, изваяв изображения быков, львов и лошадей».

Опровергая сказки поэтов, Ксенофан противопоставил им собственное учение о божественном. Прежде всего, он категорически возражал против многобожия. «Если Бог есть самый могущественный, то ему подобает быть единым, – писал он, – ведь если бы существовали два бога или еще больше, один бог не был бы могущественнее других. Однако, если бы он не был могущественнее их, он не был бы Богом». Следовательно, во вселенной существует один единственный Бог. И этот Бог совершенно не похож на человека. Нелепо, к примеру, считать, что у него два глаза и два уха, что одной своей частью он видит, а другой – нет. Думать так, значит переносить на божество свои собственные слабости. «Так как существует лишь один Бог, – продолжал Ксенофан, – то он повсюду одинаков, повсюду слышит, видит, а также обладает и другими чувствами. Если бы это было не так, то одна часть Бога была бы могущественнее другой, что невозможно». Но с чем же тогда можно сравнить Бога? Ксенофан считал, что поскольку Бог повсюду одинаков, то он имеет форму шара. Основными его качествами должны быть вечность, неизменность и беспредельность. Последнее свойство очень важно. Люди привыкли разделять божественное и мирское. Большинство считает, что Бог находится где-то далеко и пребывает в какой-то своей особой области. Однако думать так – значит ограничивать всемогущество божье. Выходит, что есть такие места, где Бога может не быть. Но раз Бог всесилен и неизменен, значит он присутствует везде. Мир и Бог неотделимы друг от друга. «Вселенная – едина, – писал Ксенофан, – и Бог присутствует во всех вещах: он не имеет ни начала, ни середины, ни конца». Пронизывая собой все сущее, Бог управляет всем космосом. Но делает он это, конечно, не с помощью рук, ног или голоса. Так могут думать лишь наивные, недалекие люди. Бог вершит свою волю без всякого физического усилия, исключительно лишь силой своего духа и разума.

2) Парменид

Парменид – самый знаменитый ученик философа Ксенофана – происходил из богатого, пользовавшегося уважением рода и родился в Элее. О его жизни мы, однако, почти ничего не знаем. Говорят, сограждане очень уважали его и считали, что своим благосостоянием Элея во многом обязана замечательным законам, составленным Парменидом.

Этот философ был младшим современником великого Гераклита. Но, если Гераклит учил, что «все течет», то Парменид, напротив, утверждал, что, в сущности, «все неизменно». На этом основании их учения считали во всем противоположными друг другу. Однако, можно заметить, что оба философа мыслили во много схоже, только подходили к проблеме с разных сторон. Гераклит прилагал свои суждения к миру обыденных частных явлений, а Парменид стремился постичь Вселенную как целое. Сравнивая между собой самые несравнимые вещи, например, море и оливу, человека и горный склон, он хотел обнаружить, что их объединяет. Таким образом он установил, что все без исключения вещи роднит то, что они существуют. Ведь для того, чтобы мы могли их видеть и ощущать вещи должны быть, или, выражаясь философским языком, они должны быть причастными бытию. А раз так, то бытие вещи, ее существование и есть самое важное из ее качеств.

Но что такое бытие, то есть не бытие вот этой конкретной книги или вот этого конкретного плаща, а бытие в самом общем смысле, бытие как таковое? Постигая эту великую тайну, Парменид пришел к парадоксальному на первый взгляд выводу, что бытие – это мышление. Ведь ничто превращается в нечто, лишь тогда, когда его мыслят или высказывают. Многие, по-видимому, не согласятся с этим суждением. Скажут, к примеру: «Вот я представляю себе стул, я вижу его в своем воображении во всех деталях, но разве мое представление о стуле и реальный стул на котором я сижу это одно и тоже?» Конечно нет. Разумеется, предмет мысли (стул, на котором мы сидим) и мысль (воображаемый стул) существуют самостоятельно, каждый сам по себе. Парменид с этим и не спорил. Он только хотел сказать, что мысль лишь тогда становится мыслью, когда она предметна, а предмет лишь тогда предмет, когда он мыслим. Другими словами, мы можем представить себе какой угодно стул, с высокой или низкой спинкой, с дорогой обивкой или, напротив, обшарпанный, но в любом случае мы будем представлять себе нечто, что реально существует. А вот попробуйте вообразить то, чего не существует, то, что вы никогда не видели, то, о чем вы никогда не слышали и вообще не знаете, каково оно есть. Едва ли у вас что-то получится. Так что связь между мышлением и бытием не так проста, как может показаться на первый взгляд.

«Хорошо! – согласится кто-то. – Допустим, Парменид был прав. Пусть мышление и бытие это одно и тоже. Но разве не порождает это представление кучу других несуразностей? Ведь тогда получается, что все, что мыслимо – существует! И, напротив, все то, что не мыслимо – не существует. Разве такое возможно?» – «Возможно!» – отвечал Парменид. Прежде всего, следует иметь в виду, что речь идет не об обыденном человеческом мышлении, которое отягчено множеством заблуждений и несовершенно. Ведь от людей скрыта суть многих явлений, все их представления о мире основаны не на подлинных знаниях, а на мнениях, часто ошибочных. Совсем другое дело, идеальное мышление, мышление как таковое, которое присуще всезнающему Богу. Тут это правило выполняется с абсолютной точностью. Все, что Бог мыслит – однозначно существует. И напротив: если Бог чего-либо не мыслит,