Паулюс остался верен нацизму. Он послал Гитлеру следующую радиограмму: «В связи с десятой годовщиной вашего прихода к власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Флаг со свастикой все еще реет над Сталинградом. Пусть наша битва будет примером нынешнему и грядущим поколениям, чтобы они не сдавались в безнадежных ситуациях, ибо только тогда Германия останется победоносной». Зная, что в германской истории еще ни один фельдмаршал не сдавался противнику, Гитлер произвел Паулюса в фельдмаршалы — мечта каждого германского кадрового военного. Но в данном случае это, попросту говоря, был намек на желательность самоубийства.

В ночь на 31 января части 38-й моторизованной стрелковой бригады и 329-го инженерного батальона окружили здание универмага, где размещался самый молодой фельдмаршал вермахта. Телефонная связь с ним была оборвана.

Утром 31 января переводчик Паулюса Борис фон Найдхардт подошел к стоящему недалеко от универмага советскому танку. В башне стоял молодой лейтенант Федор Ельченко. Видя приближающегося немецкого офицера, Ельченко спрыгнул на землю. Найдхардт сообщил: «Наш большой начальник хотел бы поговорить с вашим большим начальником». Ельченко покачал головой: «У нашего большого начальника много дел. Сейчас до него не добраться. Так что имейте дело со мной». Вокруг Ельченко немедленно оказались четырнадцать автоматчиков. Найдхардт отказался провести Ельченко в таком сопровождении, а Ельченко не хотел идти один. Согласились на делегацию в три человека. В подвале этого мертвого дома командующему 6-й армией был представлен официальный советский ультиматум с требованием капитуляции. Новорожденный фельдмаршал германской армии сдался курносому двадцатилетнему танкисту. Согласно специальной договоренности, советская сторона подогнала штабной автомобиль для фельдмаршала Паулюса. Автомобиль помчал на юг, мимо теперь знаменитого элеватора, в Бекетовку, где в деревянном доме фельдмаршала встретил командующий 64-й армией генерал Шумилов.

Выйдя вместе с немцами на улицу, Шумилов не смог сдержаться. Он раскинул руки к синему-синему небу, облитому золотым сиянием солнца, и воскликнул: «Ах, какой восхитительный весенний день!» Вокруг стояли фоторепортеры. Перед ними был исключительный по ассортименту буфет, но Паулюс потребовал гарантии того, что будут накормлены его люди. Обещания были даны, и Шумилов вместе с Паулюсом и Шмидтом с чистым сердцем пошли к столу. За обедом Шумилов предложил тост за победу Красной Армии. Поколебавшись, Паулюс поднял свой стакан: «Я пью за победу германского оружия». Помрачневший Шумилов поставил свой стакан. Помолчал, отошел душой и примирительно сказал: «Забудьте это. Ваше здоровье!»

Следующим пунктом фельдмаршала Паулюса был командный центр Донского фронта в Заварыкине, где его уже ожидали Воронов и Рокоссовский. После бесед с пленным фельдмаршалом советские генералы 4 февраля вылетели в Москву. Отныне Донской фронт превратился в Центральный фронт, и теперь он дислоцировался между Воронежским и Брянским фронтами. В Москве Рокоссовский узнал, что именно он будет командовать этим фронтом и теперь его задачей является пробить линию германского фронта и войти в тыл группы армий «Центр». Перед ним теперь стоял старый русский город Курск.

Чуйков принимал капитуляцию других генералов. Один из них — генерал Корфес — начал рассуждать о том, какой жалостью является то, что два величайших гения эпохи — Гитлер и Сталин не смогли найти общий язык. Этим он определенно привел Чуйкова в замешательство. Чтобы скрыть его, Чуйков заказал чай и бутерброды. Старый «Форд» перевез генералов через Волгу.

В четыре часа пополудни 2 февраля бои в городе прекратились. В руки Донского фронта попали 5762 орудия, 1312 минометов, 156 987 автоматов, 10 679 мотоциклов, 240 тракторов, 3569 велосипедов, 933 телефонных аппарата, 397 километров кабеля.

Напомним, что в январе 1943 года Германия потеряла 180 ООО человек — в три раза больше, чем за обычный месяц войны. (Только в октябре 1944 она потеряет больше). Потери за декабрь 1942 года составили 79 тысяч, за февраль 1943 года — 68 тысяч. И в целом 327 тысяч за эту страшную для Германии зиму.

Рано утром 1 февраля московское радио сообщило о пленении Паулюса и Шмидта. На полуденном совещании Цайцлер еще не верил Москве. Гитлер же неистовствовал. Перед огромной картой Восточного фронта он говорил Цайцлеру, Кейтелю и прочим о поступке новоиспеченного фельдмаршала: «Итак, они сдались, и абсолютно. Вместо того, чтобы сплотить ряды, образовать круговую оборону и застрелиться последним патроном. Когда нервы сдают, ничего не остается, кроме как признать неуправляемость ситуации и застрелиться».

Цайцлер предпочитал жить в мире сомнений: «Возможно, что все это не соответствует реальному положению вещей; возможно, Паулюс просто тяжело ранен».

Гитлер: «Нет, это правда. Их всех отвезут в Москву, прямо сейчас предоставят ГПУ и добьются от них призыва к северным секторам сопротивления также сложить оружие. Этот Шмидт подпишет все, что угодно. Человек, у которого нет мужества в такое время, не сможет противостоять обстоятельствам… В Германии слишком большое внимание уделяют формированию интеллекта, вместо того чтобы формировать характер… Как он (Паулюс) мог сдаться большевикам? Его отвезут в Москву, и он подпишет все, что угодно. Он будет делать признания. Будет выступать с прокламациями. У солдат фундаментальным элементом является характер, и, если мы не сумели сформировать его, если мы будем порождать только интеллектуальных акробатов и духовных атлетов, мы никогда не создадим расы, способной выстоять перед тяжелыми ударами судьбы… Что такое жизнь? Жизнь — это нация. Индивидуум так или иначе умрет. За пределами жизни индивидуума существует нация. Как можно бояться смерти, которая освобождает нас от жалких сторон бытия? В этой войне никто больше не получит ранг фельдмаршала».

В Германии был объявлен трехдневный траур, все развлечения были остановлены, из радиоприемников звучала только траурная музыка. Геббельс сделал первые наброски своей речи о грядущей тотальной войне.

Но в глубине сознания все понимали, теперь Германии следовало забыть о глобальной стратегии.

Враг проиграл битву, но он еще не потерпел поражения

И. В. Сталин, 23 февраля 1943 г.

Наступающим летом враг снова узнает силу нашего наступления.

Йозеф Геббельс, 18 февраля 1943 г.

Линия оккупации

В начале 1943 года линия советско-германского фронта шла с севера — от Ленинграда, минуя с запада Ладогу (крупнейшее озеро Европы), через огромные пространства измученной страны, через Великие Луки (600 км западнее Москвы). По пути эта линия обегала весьма внушительный выступ у Курска (более ста километров). Затем эта линия обегала Белгород и уходила к донским степям (во многом вдоль реки Донец) — вплоть до побережья Азовского моря у Таганрога. Более 2 тысяч километров.

И на советских картах, и на германских выделялась так называемая Орловско-Курская дуга, она как бы разделяла фронт. Этот выступ — квинтэссенция русской природы: невысокие холмы и огибающие их речушки. Долины в клевере, в растущих яблоках, и рядом — поющие знаменитые курские соловьи. Их было меньше весной 1943 года. Отошедшие немцы сожгли все, что горит. В 1940 году здесь было 400 000 лошадей, а теперь только 20 000, да и те едва поднимали ноги.