– Я понимаю, что надо было раньше жить по-другому… – сказал я, довольный тем, что мог это сказать. – Статическое электричество накопилось быстрее, чем ты думал…

Свёрток с деньгами я взял и сунул в карман. Оделся, обулся, проверил по карманам, в наличии ли паспорт. Эдик стоял при этом молча.

До лифта он меня проводил, нёс одну тяжёлую сумку, я другую. Вниз со мной не поехал. На прощание Эдик протянул мне руку, когда я уже стоял в кабине. Я крепко её пожал. Наше рукопожатие прервали, можно сказать, рассекли, сдвигающиеся двери лифта. Эдик смотрел мне прямо в глаза, пока двери не сошлись. Больше я его не видел.

Пожилой швейцар, тот, что накануне встречал у входа, подскочил ко мне у лифта.

– Фёдор Михайлович, – промяукал он, – машинка уже ждёт, позвольте сумочки…

– Спасибо, любезнейший, – сказал я, – но я сам справлюсь…

– Как скажете! Машинка в аэропорт Внуково, если не ошибаюсь?

Говорил он, всё время шагая чуть впереди меня, но причудливо повернувшись в мою сторону. Открыв дверь и выпуская меня на улицу, он почтительно склонил голову.

Меня ждала чёрная, забрызганная слякотью машина, швейцар открыл дверцу. Первым делом я сунул в салон сумки.

– Любезный, – сказал я швейцару, – спасибо за заботу… А вознаграждение получишь от Николая Васильевича… Это он у нас благодетель…

– Широкий человек! – сказал швейцар. – Доброго пути вам!

Во Внуково водитель подвёз меня к особому входу, деньги не взял. Дальше всё происходило по сценарию Эдика. Я долго ждал рейса в просторном зале для особых людей. Его посетители с удивлением смотрели на мои полосатые сумки, а потом на меня. У них были портфели из крокодилов.

В самолёте я клевал носом, но не мог расслабиться и не позволил себе уснуть. Три с половиной часа полёта тянулись изнурительно долго.

Сибирь встретила апрельским снегопадом. На посадку заходили в темноте. Нас трясло. Мимо иллюминатора летели снежинки.

От трапа шли к зданию аэропорта против ветра. Одет я был слишком легко. Меня затрясло сразу. То ли от холода, то ли от напряжения, то ли от всего вместе. Проходя сквозь толпу встречающих, я старался не всматриваться в лица, но отметил, что в той толпе стояло много парней и мужиков, которых можно было принять за тех, кто высматривал Эдуарда. Сумки я старался нести равнодушно. Не знаю, насколько хорошо мне это удалось.

Такси взял легко. Толстый мужик, который внушил мне доверие тем, что его длинные седые волосы были собраны в жидкий хвостик – а это говорило о приверженности рок-музыке, – отвёз меня по адресу в город Бердск.

Парикмахерская «Шик» оказалась старорежимным заведением с большими окнами. На одном была белой краской нарисована ёлочка со звездой на верхушке. Выше ёлочки было написано: «8 Марта – день красоты».

Пока мы ехали, стало светло. Утро выдалось ветреным и простудным. В парикмахерской ожидающих обслуживания не оказалось. Квадратное фойе, пропитанное сладковатым запахом, стояло пустым. По стенам желтели фотографии модных стрижек времён моего детства. Я вспомнил, что точно такие же фото висели там, где стригли меня в первые школьные годы.

Дверь в зал, где стригли, была открыта. Там жужжала машинка. Сухая, маленькая, с острым мужским лицом дама в коротком малиновом халате стригла круглоголового мальчика и разговаривала с его мамой. Перекрикивая шум машинки, я спросил, как мне найти Оксану.

– Я Оксана, – сказала мастер, глянув на меня строго. – Подожди, пока я закончу с человеком.

Мне пришлось ждать минут пятнадцать. Я рассматривал фото. На одном улыбался молодой человек с зачёсанной направо чёлкой. Под фото значилось: Руслан. Я вспомнил, что всегда, когда видел этого Руслана, просил сделать мне такую же стрижку. Но мне не делали.

Когда Оксана закончила и мать с сыном ушли, она ещё довольно долго тщательно подметала пол и только потом вышла ко мне. Я встал. Она осмотрела меня, мои сумки и снова меня. На ботинках остановилась чуть дольше.

– Откуда? – спросила она спокойно и равнодушно. – Из Москвы?

– На этот вопрос отвечать мне не рекомендовали, – сказал я.

– Как хочешь… Будешь чай?

– Я бы поехал сразу… Можно без чая? И побыстрее?

– Пойдём, – сказала Оксана.

Она вывела меня из фойе в узкий коридор. В нём стены до высоты полутора метров были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, а выше – белены. Вдоль одной стояла длинная скамейка.

– Посиди тут. Скоро подъедут за посылочкой, и свободен.

Она вышла и закрыла за собой дверь с небольшим окошечком матового стекла. Свет в коридор, в котором я остался, попадал только через это окошечко. Лампы Оксана не включила и не предложила это сделать мне. Значит, так было задумано.

Я сел на скамейку и просидел на ней минут сорок. В это время мне стало страшно, как не было до этого. В Москве я тоже сильно боялся. Но гневался сильнее. К тому же в Москве было много всего яркого, столичного, красивого, необычного, кинематографического. А тут было просто, убого и всё знакомо, привычно. Конкретная реальность происходившего, смертельная опасность, нависшая надо мной и моими близкими, стали мне кристально ясны только в полутёмном коридорчике маленькой парикмахерской спального пригорода Новосибирска. В самом цвете крашеных стен, в маленьком дверном окошке и обитой дерматином жёсткой скамейке как бы звучало слово «западня». Мне думалось, что уже не вырваться, не сбежать. А вариант встать, оставить сумки и уйти – не рассматривался. Всё было слишком серьёзно и реально. Так страшно бывает только в знакомых условиях и на родной земле.

А потом за дверью послышались шум, шаги и голоса. Дверь открылась, свет меня слегка ослепил. В коридор вошли два мужика, оба кряжистые, в коротких, а-ля лётчицких, кожаных куртках и чёрных спортивных шапочках, натянутых до глаз. Оксана их сопровождала сзади.

Мужики даже не посмотрели на меня. Они зашли, взяли сумки, каждый по одной, и вышли. Молча.

– Будьте здоровы, мальчики, – сказала им вслед Оксана.

– Спасибо Оксана Валентиновна, – сказал один из мужиков, – всего хорошего.

В такие жуткие моменты всё либо плывёт в глазах, либо запоминается во всех ненужных подробностях.

– Ну всё! – сказала Оксана мне. – Свободен. Счастливого пути…

– Спасибо! – сказал я и встал. – Счастливо оставаться.

Таксист с седым хвостиком спал в машине, ожидая меня. Я его разбудил и велел везти на автовокзал.

– А куда тебе? – спросил он. – Давай я отвезу. Куда хочешь… Барнаул, Томск, Кемерово?.. Бешеной собаке, как говорится…

– На автовокзал, пожалуйста!

Я не то чтобы опасался или хотел сэкономить деньги. Но мне необходимо было срочно, немедленно оказаться среди нормальных людей, которые ездят автобусами. Мне нужны были лица моих земляков, живущих далёкой от бандитов, роскошных автомобилей, охранников, столичных гостиниц, конспирации и десятков килограммов денег жизнью. На автовокзале таких людей было полным-полно. Там, в сущности, только такие люди и собирались.