– С тобой гости, Ефросинья? – мягко поинтересовался он сильным звучным голосом. – Извините, в дом не приглашаю, там у меня темно, а свечей не водится.

– Выйдите тогда, пожалуйста, к нам сюда, – вежливо попросил Алексей, приглядываясь к старику. На самом деле старик был не так стар, как казалось на первый взгляд. Немногим больше шестидесяти. Походка твердая и выправка военная.

– Чем я заинтересовал милицию? – невесело улыбнулся Афанасий Порфирьевич.

– Откуда вы знаете, что мы из милиции? – удивился Трефилов.

– Ну а откуда еще, – вздохнул старик, – разговариваете вы как военные, и запах от вас, как от военных, но войскам тут делать нечего. Значит, милиция или ГПУ.

– Здорово, – покачал головой Трефилов.

– Вы не возражаете, если, пока мы будем разговаривать, мои коллеги проверят дом? – с нажимом спросил Алексей у старика.

– Проверяйте, мне скрывать нечего, – пожал плечами старик и подставил лицо солнечным лучам.

Алексей кивнул Трефилову на избушку слепого. Тот понял все без слов и, взяв двух человек, со свечами вошел внутрь.

– Вы контактируете с главарем банды, грабящей поезда на железной дороге, вернее, с девушкой-атаманшей, которая руководит бандитами, – отчеканил Алексей, надвигаясь на старика, – знаете, что положено за такие дела? Расстрел! И даже не пробуйте отпираться.

– А я и не буду отпираться, – усмехнулся старик. Он не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. – Она заезжает ко мне сюда. Я ее об этом не прошу. Она дочь моей двоюродной сестры. Привозит еду. Я же не могу ее выгнать и сказать, что мне ничего не нужно. Мы с ней ни о чем не сговаривались, я ей не помогал, потому что не могу физически. От меня сейчас мало пользы. Так что не пойму, в чем мое преступление.

– В том, что вы должны были сообщить в соответствующие органы, что с вами в контакт вошла преступница, а раз не сообщили, то стали соучастником всех ее преступлений, – пояснил Алексей.

– Интересно, и как бы я сообщил? Телефона у нас тут нет, – возмутился Афанасий Порфирьевич, – до города я не дойду. Мы живем здесь обособленно и ни с кем не общаемся. Даже не знаем, что в мире творится. Да я и знать не знал, что она совершила какое-то преступление.

– Это все отговорки, – рявкнул на него Алексей, – захотели бы, нашли бы способ сообщить! И не врите, что она ничего вам не рассказывала о своих делишках.

– К сожалению, я ничего не могу вам доказать, – развел руками Афанасий Порфирьевич, – можете меня расстрелять. У меня жизнь не такая сладкая, чтобы за нее цепляться. Надоел этот мрак и беспомощность. Сделайте милость.

Алексей молчал. Он смотрел на старика и видел, что тот не врал. Ему действительно было плевать на свою жизнь.

– Так, ладно, мне хотелось бы посмотреть ваши документы, господин хороший, – нашелся, наконец, что сказать Алексей, когда арсенал техники запугивания был исчерпан.

– У меня нет документов, – ответил старик с некоторой растерянностью, – потерял, а где, не помню.

– Как так, память, что ли, отшибло, – не поверил Алексей, – я тебе не Ванька-дурак! Не надо мне сказки травить! Отвечай, служил в белой армии после семнадцатого года?

– Не знаю, – пожал плечами Афанасий Порфирьевич и разгладил рукой бороду, – я себя-то не помню. Не помню, как глаз лишился. Очнулся только здесь. Скитницы меня выходили.

– Знаешь что, мил-человек, – едва сдерживая злобу, начал Алексей, – мы тебя сейчас арестуем, отвезем в город и посадим в карцер, пока ты не вспомнишь, откуда ты и кем был. – И пояснил: – Карцер – это такой каменный мешок метр на метр, без окон. Одни каменные стены и крысы. Что скажешь?

– Да делайте, что хотите, – отмахнулся Афанасий Порфирьевич, но по лицу его пробежала тень. Слепой-то слепой, и тем не менее кожей он все равно ощущал солнечный свет, тепло, а потому лишаться этого ему совсем не хотелось.

– Значит, не будешь говорить? – ледяным тоном уточнил Алексей.

– Да говорю же, не помню, – воскликнул старик с тоской и отчаянием, – как мне вам еще объяснить!

Из дома показался Трефилов. Следом вышли его бойцы. На лицах – разочарование. Обыск закончился очень быстро, потому что у старика в доме вообще ничего не было, кроме стола, стула да кровати. Из одежды несколько драных рубах да старые потертые штаны, у дверей валенки и пара лаптей.

– Ну что? – поинтересовался у начальника милиции Алексей.

– Да ничего, нашли вот какую-то хрень, – буркнул Трефилов, протягивая Алексею ананас. – Не знаю, что это. Овощ, что ли, какой или корень. Наверное, этот его из леса приволок, – кивнул он на старика.

– Это ананас, фрукт такой заграничный, – сдерживая улыбку, пояснил Алексей и спросил у слепца: – Дед, откуда у тебя это? В тайге такие не растут.

– Евдокия принесла, они из поезда взяли, который вез продукты для ваших партийных вождей, – сухо ответил Афанасий Порфирьевич.

– Врешь, – удивленно воскликнул Трефилов.

– Ну а откуда я еще могу это взять, – тяжело вздохнул старик.

– Странно, – протянул Алексей и сразу подумал про спецстоловую. Ананасов там не подавали, но, может, это только ему. А кого-то там, наверное, еще и не тем потчуют, пока люди вокруг с голода дохнут.

– А может, он связан с заграничными шпионами, и они ему ананасами платят, – выдвинул дикую теорию Трефилов.

– Ладно, хватит огород городить, – скривился Алексей, – отойдем на пару слов.

Он увлек начальника милиции в сторону от всех и спросил:

– Вы точно хорошо смотрели? Любой клочок бумаги может оказаться важной уликой.

– Да там ни одного клочка не было. Вообще никаких бумаг, – хмуро ответил Трефилов и, спохватившись, достал из кармана диковинную награду в виде меча в терновом венце на грязной потрепанной Георгиевской ленточке. – Вот еще эту штуку нашли. Я не стал при всех показывать. Хотел сначала у тебя спросить. Похоже, такими в царской армии офицеров награждали.

Алексей повертел в руках награду и покачал головой:

– Мне такие ни разу не попадались, но действительно похоже на Георгиевский крест.

– Белый он. Надо его к стенке, – горячо зашептал Трефилов, оглядываясь по сторонам.

– Тебе бы только стрелять, – фыркнул Алексей.

– А ты что предлагаешь? – обиженно спросил начальник милиции.

– Предлагаю использовать его как приманку, – признался Алексей. – Раз он родственник этой атаманши и она ему ананасы носит, значит, попытается выручить старика, коли тот в беду попадет. Пустим слух, что мы собираемся его завтра публично расстрелять, посадим под домашний арест и будем охранять. Обязательно кто-нибудь из местных донесет бандитам, и ночью они попытаются вызволить его. А мы устроим им засаду.

– Это хорошо, конечно, – кивнул задумчиво Трефилов, – но что, если бандиты не придут его выручать? Зачем им рисковать из-за убогого.