И Настя была одной из них. Со временем девушка свыклась с мыслью о том, что ей придется попасть в колонию. Ничего, она не сомневалась, что дядя Глеб сдержит свое слово и вытащит оттуда в ближайшее время.

В Нерьяновск на свидание с Настей приехала мамина сестра тетя Оля. Настя ужасно боялась встречи с ней, не представляя, как она сможет смотреть в глаза родственницы. Тетя Оля, как сразу поняла Настя, была глубоко разочарована поступком племянницы.

– Анастасия, как ты могла! – заявила она. – Если тебе требовались деньги, то ты должна была обратиться к нам. Мы бы ни за что не оставили тебя в беде! А вместо этого ты пошла по кривой дорожке. Хорошо, что бабушка ничего не знает, мы скрываем от нее правду, смерть Гали и так стала для нее настоящим ударом. А если еще вскроется, что ее любимая внучка стала воровкой и находится под судом...

Настю так и подмывало рассказать тете Оле правду, но пришлось одернуть себя – ведь дядя Глеб взял с нее слово, что она будет молчать.

– Я даже рада, что ни Всеволод, ни Галя не стали свидетелями такого позора! – отчеканила тетка. – Анастасия, я говорила со следователем, ты получишь, скорее всего, три или четыре года. Я организовала делегацию с кафедры, где работала Галя, они будут выступать в качестве свидетелей защиты. Тебе дадут отличную характеристику, и будем надеяться, что суд учтет наше ходатайство, а также то обстоятельство, что это твое первое преступление.

Суд в силу того, что Настя дала признательные показания, прошел быстро. Прокурор потребовал для Насти наказание в виде пяти лет заключения в колонии строгого режима. Выступили ленинградские друзья и знакомые мамы, которые уверяли, что Настя – достойная комсомолка, идеологически выдержана, социально активна. Была затронута и тема смерти родителей Насти: адвокат старался доказать, что гибель отца, а потом и матери негативно повлияла на мировоззрение его подопечной.

Наконец было предоставлено последнее слово и самой подсудимой. Настя, чувствуя, что краска заливает ее лицо, искренне принесла свои извинения семье Хрипуновых и Марье Прокофьевне Петуховой, заявила, что совершила большую глупость, и заверила суд в том, что подлинно раскаивается в содеянном и никогда более не посмеет нарушить закон.

Приговор суда был ожидаем: три года и девять месяцев лишения свободы в колонии строгого режима. Прокуратура приняла решение не обжаловать приговор, и Настю отправили по этапу.

* * *

Ей предстояло отбывать наказание в местной женской колонии, расположенной километрах в пятидесяти от Нерьяновска. Княгиня, узнав о том, куда Настя попадет, сказала:

– Мой процесс еще впереди, но, скорее всего, мы на зоне встретимся. Я передам «маляву» для моей знакомой, которая сейчас мотает срок в той колонии, куда тебя направляют. Зина человек сложный, однако мне многим обязана и в колонии одна из главных. Если что, обращайся к ней, Зина защитит тебя от швали наподобие этой.

И Княгиня кивнула в сторону громко храпевшей на нарах тети Жени. Затем она понизила голос:

– А вообще, студентка, сдается мне, что в твоем деле не все так просто, как представляется. Никакая ты не воровка, я сразу поняла, а девочка из интеллигентной семьи. О твоем папане-прокуроре я наслышана, в то время тоже срок мотала, кстати, по его милости. Но ты не бойся, я зла не держу, потому что знаю: человек он был справедливый и честный. Потому-то, как шепчутся на зоне, и свернул ласты. Вроде за той историей стоят серьезные люди...

Княгиня внимательно посмотрела на Настю, и девушка почувствовала, что душа у нее ушла в пятки. Может ли она доверять Елене Павловне? Кто знает, может, ее специально подослала мафия, чтобы прозондировать, известно ли Насте что-либо.

– Молчишь? – усмехнулась женщина. – И правильно делаешь! Лучше всего молчать. Запомни – в жизни никому доверять нельзя. Все в итоге окажутся сволочами и предателями. Ну, бывай!

Тетя Оля, навестившая племянницу после вынесения приговора, заявила, что должна уже уехать из Нерьяновска, а также добавила, что не сможет часто навещать Настю.

– Ты ведь понимаешь, у меня трое детей, муж, его родители, а также твоя бабушка, моя больная мама. И за всеми приходится следить, всех кормить и поить, за всеми ухаживать. Кстати, Анастасия, раз ты последующие три года и девять месяцев будешь находиться в колонии, то было бы разумно, если бы ты согласилась, чтобы Саша, твой двоюродный брат, после того, как вскорости женится, поселился в вашей квартире. Ты же сама знаешь, что наш дом и так полон, а ваша квартира будет в ближайшие годы пустовать.

– Ну конечно, тетя Оля, – ответила с готовностью Настя. – Только я ведь скоро выйду на свободу!

– Хорошо, что соседи ничего не знают, что судили тебя здесь, в провинции, – заметила тетка. – Я всем сказала, что ты уехала на Дальний Восток, в том числе и бабушке. Она постоянно о тебе спрашивает. Напишешь как-нибудь письмо о том, что ты учишься в аспирантуре во Владивостоке, мне передашь, я его потом бабушке отправлю...

* * *

В числе прочих женщин, приговоренных судом, Настю доставили на зону: это произошло в середине мая 1990 года. Девушка быстро приспособилась к жизни в колонии – Зина, проинформированная Княгиней, взяла Настю под свое покровительство. Дни тянулись долго, Настя работала в мастерской по пошиву рукавиц, а по вечерам, сидя в крошечной библиотеке, листала пожелтевшие журналы и ветхие книги и думала о том, что вот-вот наступит избавление. Дядя Глеб пока не давал о себе знать, однако Настя понимала: не так-то просто организовать эффективную борьбу с мафией.

В конце лета в колонию прибыла Елена Павловна, получившая десять лет, а чуть позже и тетя Женя, приговоренная к шести с половиной годам. Настя была рада видеть Княгиню, да и та, кажется, испытывала положительные эмоции от встречи с девушкой, которую все время звала «студенткой». Впрочем, студенткой Настя уже давно не была – из университета ее отчислили.

Тетя Женя, как поняла Настя, ее тоже не забыла. В первый же вечер в колонии златозубка прилюдно начала оскорблять и задирать Настю:

– Эй, ты, прокурорская дочурка! Что, папаша твой придушил полюбовницу, а потом себе мозги выпустил? И не придумал ничего лучше, как застрелиться на толчке! А маманю твою поленом пришибли в подъезде? Ах, пардон, не поленом, а кирпичом. Ну что ты на меня так вылупилась, девонька? Запамятовала, ты же у нас собственность Княгини! Или теперь уже и Зинкина? Или они тебя обе обрабатывают?

Настя еле сдержалась, чтобы не дать отпор тете Жене, которая, как она поняла, именно того и хотела.

– Так что ты молчишь, студентка? Давай, дай мне по морде! Или боишься, что за это схлопочешь «строгача», и плакали тогда досрочно-условное или амнистия? Ты что, язык проглотила, прокурорское отродье? Интересно, а твоя мамаша встретилась с твоим папашей на том свете? Думаю, да – они ведь оба в пекло попали!

Тетя Женя захохотала, а Настя все-таки бросилась на обидчицу с кулаками. Зэчки, окружив Настю и тетю Женю, наблюдали за дракой. Тетя Женя была верткой особой, к тому же на голову выше Насти, и девушке приходилось нелегко.