Си Цзиньпин, конечно, не ограничился диагнозом. Он выписал рецепт, стержнем которого стало предложение уравнять две половины экономики, государственную и частную, облегчить доступ средних и малых предприятий к «длинным деньгам», налоговым льготам и другим благам. Вот тут-то он, похоже, и столкнулся с «непониманием» и скрытым сопротивлением той части партийно-государственной элиты, которая срослась с госбанками и «естественными монополиями». Пленум одобрил лишь часть из пакета радикальных реформ, разработанного «мозговым центром» и утвержденного Си Цзиньпином.

Поэтому на IV пленуме ЦК КПК в 2014 году под лозунгом «управлять государством при помощи законов» Си Цзиньпин запустил общенациональную кампанию по искоренению коррупции. Это направление работы по линии «партийной контррразведки» возглавил один из семи членов Президиума Политбюро и, по слухам, друг Си Цзиньпина Ван Цишань. Комиссия стала проводить расследования не только против «мух», сравнительно мелких коррупционеров, но и против крупных, властных «тигров». Ее постоянные офисы открылись не только в провинциальных парткомах, но даже в отделах ЦК, министерствах, включая министерства обороны и безопасности… За время после IV пленума было выявлено около 100 тысяч «мух» и «тигров». А ведь есть еще и «лисы» – сбежавшие за границу коррупционеры. Масштабы трансграничного воровства колоссальны. Только экспертами Международного концерна журналистских расследований (ICIJ) в оффшорах найдено 22000 клиентов из КНР и Гонконга, которые, по их оценкам, нелегально вывели из КНР после 2000 года от 1 до 4 трлн. долл. Западные эксперты убеждены, что общий объем взяток и откатов в Китае эквивалентен не менее чем 3 % ВВП (более 200 млрд. долларов).

«Лисы», «мухи» и «тигры»… Уже пойманные и всё еще действующие в своих кабинетах, они составляют весьма влиятельную часть нынешней китайской элиты. Перейдя к системной, а не кампанейской борьбе с коррупцией, Си Цзиньпин рискует вызвать системное же сопротивление. Проявлений недовольства или, тем более, открытого противодействия его курсу пока не отмечено, хотя сквозь эту призму можно глянуть и на обвал фондового рынка, и на таинственные взрывы в Тяньцзине весной 2015 года. Но решения IV пленума обсуждены и одобрены на партийных собраниях всеми членами КПК, на страницах и сайтах партийной печати. Начатая Си Цзиньпином чистка элиты пользуется широкой и активной поддержкой населения.

Самый большой вызов – это необходимость теоретически обосновать и практически обеспечить соединение таких лучших традиций коммунистической элиты 30-Х-50-Х годов, как патриотизм, жертвенность и скромность, – с такими базовыми особенностями нынешней элиты, как прагматизм и предприимчивость. Вся нынешняя элита выросла в эпоху «реформ и открытости», вдохновлялась призывом Дэн Сяопина: «Обогащайтесь!». Даже признав необходимость «управлять государством при помощи закона», трудно в одночасье оборвать все нити «блата» и коррупции, которыми опутали себя кадровые работники. Оптимизм внушают примеры стран и регионов родственной конфуцианской цивилизации: Южной Кореи, Сингапура и Тайваня, так же страдавших от тотальной коррупции, но добившихся успехов в искоренении этого зла без массовых репрессий и смены правящих классов.

Немало натерпевшиеся от режима Мао Цзэдуна Си Чжунсюнь и его сын Си Цзиньпин остались верны идее социализма и реализующей ее в китайских условиях коммунистической партии. Очевидно, они представляют ту доминирующую часть китайской элиты, которая рассматривает КПК в качестве фундаментальной структуры управления, чья ликвидация может привести Китай к последствиям, соизмеримым с распадом Советского Союза. Мало кто сомневается, что именно Компартия будет в обозримом будущем оставаться механизмом рекрутирования в национальную элиту, обеспечивать шанс на продвижения в высшие слои руководства. С учетом сопротивления региональных и отраслевых «групп влияния», Си Цзиньпин стал уделять еще больше внимания плановой ротации руководящих кадров с одного направления на другое, из одной провинции в другую. Сходит на нет в значительной степени надуманное западными экспертами деление элиты на «принцев» и «комсомольцев», «шанхайцев» и «фуцзяньцев». Однако Си Цзиньпину еще предстоит найти тонкую, но решающую грань между терапевтическими и хирургическими способами улучшения целого поколения нынешних кадровых работников. От этого во многом будет зависеть будущее китайской нации, костяком которой вот уже пять тысяч лет служит ее элита.

Европейская политическая элита, по историческим меркам, возникла совсем недавно – в ходе обустройства старого континента после Второй мировой войны. На первый взгляд, это выглядит довольно странно – ведь европейская цивилизация, безусловно, наиболее успешная в мировой истории (по крайней мере, вплоть до нынешнего дня), и один из главных ее даров миру – великая интеллектуальная и творческая элита, на протяжении столетий собственно и определявшая понятие «Европа». С эпохи позднего средневековья можно отсчитывать время единого европейского пространства мысли, искусств, науки и технологий. После реформ Петра I неотъемлемой частью этого пространства стала и Россия.

Ситуация же с политической элитой континента – иная. До окончания Второй мировой политического пространства, которое объединяло бы «Старый Свет», хотя бы в отдельных его фрагментах, просто не существовало. Что же до многовековых связей европейской феодальной, а позднее – и финансовой аристократии, то, на мой взгляд, к этому явлению больше подошел бы термин «тусовка», – в таком «формате», насколько известно, не была решена ни одна более или менее серьезная политическая проблема.

Можно назвать точное время и место, когда и где впервые были высказаны идеи о послевоенном обустройстве Западной Европы, в том числе и о том, кто и как будет осуществлять текущее управление континентом. Это произошло в период с 10 по 22 января 1943 года в ходе встреч Черчилля и Рузвельта в Касабланке. Позднее оба англосаксонских лидера продолжили развивать тему на личных встречах и в широко известной переписке. В упрощенном изложении их взгляды можно было бы свести к следующему: будущее устройство старого света им представлялось в виде некоего доминиона, в котором США осуществляли бы общеполитическое и экономическое руководство, при этом британский опыт колониального администрирования пришелся бы весьма кстати. Самим европейцам такая схема предлагала «изображать независимое самоуправление». Предоставить им какую-либо политическую самостоятельность, с точки зрения США, было бы ошибкой, поскольку без «отеческого пригляда» из-за океана очень скоро началась бы новая война, как это уже дважды случалось в XX веке.

На тот период у западной «двойки» не было четкого представления о кадровом резерве политиков общеевропейского уровня – лишь весьма общее понимание того, как использовать деятелей эмиграции и разных «правительств в изгнании» (в этой части англосаксы откровенно завидовали И. В. Сталину: у «вождя народов» для Восточной Европы имелась весьма длинная скамейка управленцев, начиная от общенационального и вплоть до муниципального уровней, в основном оставшаяся от распущенного в 1942 году Коминтерна). После смерти Ф. Рузвельта его преемник Г. Трумэн достаточно скоро избавился как от команды предшественника, так и от его сантиментов в отношении СССР, и лично взялся курировать кадровые вопросы для послевоенной Европы. Главными помощниками в этом были госсекретарь Дин Ачесон и автор знаменитого плана восстановления лежавшего в руинах континента генерал Джордж Маршалл.