Непростой вопрос. Елена явно гордилась своим отцом, да и почему ей не гордиться? Он был способным человеком, главврачом педиатрического отделения, и в этом огромном здании у него имелся личный кабинет. Для Елены, которая никогда не видела других больниц, это было чрезвычайно внушительное место. Я посмотрел в ее воодушевленное личико. Она с нетерпением ждала ответа. Понравилась ли мне больница ее отца?

– Да, понравилась, – сказал я, помолчав, – но им нужно больше денег.

Едва я произнес эти слова, большой «мерседес», промчавшись мимо, обдал Григора грязной водой из лужи. Машина стоимостью 50 тысяч долларов только что облила грязью главврача педиатрического отделения прямо у стен обветшалой больницы, пока он терпеливо ждал общественного транспорта. Григор отряхнулся со всем достоинством, на какое только был способен.

Такое ощущение, что он делал это сотню раз.

Юлиан решил, что будет здорово взять обед с собой в автобус, и мы пошли в государственный магазин, чтобы купить еду. Магазин напоминал большой пассаж с отделами, где основу декора составляли пустые полки, а за прилавками скучали работники в белых халатах. Все они демонстрировали полное отсутствие интереса к тому, купит ли кто-нибудь что-нибудь или нет, а также умение делать идеально мрачное лицо для покупателей. Видимо, когда из словарного запаса владельца магазина вычеркивают слово «прибыль», остается только это.

Необъятная тетушка в отделе сыров подала нам наш заказ. Я улыбнулся ей, но вызвал лишь дальнейшее помрачнение и без того сурового лица.

– У вас есть карта на скидку, сэр? – спросила она.

Шучу, конечно. Эту строчку написало мое богатое воображение. В этом магазине, скорее, предлагали карты на взыскание. Подаете такую в хлебном отделе и получаете скалкой по голове.

До Приднестровья было недалеко, всего около сотни миль, но для меня это казалось грандиозным путешествием. Это место, куда, как мне говорили, ехать не стоит. Выйдя из Центра журналистики, Коринна напоследок напутствовала:

– Будьте осторожны!

– Хорошо, постараюсь больше не пить, – сказал я, стараясь ее развеселить.

Правда была в том, что я шел на абсурдный риск. Юлиан рассказал мне об одном американском журналисте, Патрике Коксе, который провел какое-то время в Приднестровье и искренне отозвался об этом месте так: «Без сомнений, один из последних гадючников в мире». Последних и опасных. В 1992 году в войне за независимость народ Приднестровья сражался с Молдавией, все мужчины вооружились, и оружие до сих пор не запрещено. Более того, Приднестровье в русских криминальных кругах имеет репутацию идеального места для отмывания денег. Также можно добавить, что власти Приднестровья сохранили КГБ, которое сажает в тюрьмы политических оппонентов и закрывает независимые средства массовой информации, и установили контрольно-пропускные пункты на так называемой «границе» с Молдавией: там дежурит охрана, облаченная в советскую униформу. В общем, это вряд ли место, куда первым делом хочется съездить на выходные весной.

Юлиан, который бывал в Приднестровье всего раз и столкнулся разве что с небольшими трудностями бюрократического свойства на границе, теперь, что удивительно, выразил уверенность: мол, все будет нормально.

– Я уверен, все будет в порядке, – сказал он, – потому что мы гости важной персоны. Я только советую не снимать на улице. Полно воришек. Кто-то что-то видит и тут же тащит. На самом деле, считаю, тебе вообще не стоит брать с собой камеру.

– Но я должен. Как еще я докажу Артуру, что играл со Строенко и Рогачевым?

– Ладно, но тогда лучше спрячь ее на дно сумки. Полиция или армия на границе могут ее конфисковать, если увидят.

– Как это? Без всякой причины?

– Они могут делать все, что им заблагорассудится. В каком-то смысле там почти анархия.

Потому мы и решили ехать автобусом, а не арендовать машину с водителем. На границе легковые машины досматривали и задавали много заковыристых вопросов. Иностранцев, особенно с Запада, часто не пропускали через границу без объяснений. А в автобусе пограничники, как правило, производили беглый осмотр, и Юлиан считал, что меня даже, возможно, не попросят предъявить паспорт.

Учитывая, куда мы едем, я должен был волноваться, но, на самом деле, у меня было отличное настроение. Для меня этот день был не просто понедельником, началом недели, он также знаменовал судьбоносные перемены и начало новой эры. Наконец должны произойти какие-то события. В Григории Корзуне, президенте ФК «Тилигул» из Тирасполя я нашел человека, который хоть немного оживился, услышав о моих планах.

– Приезжайте к нам, – пригласил он. – Можете остановиться в нашем отеле, при котором есть теннисный корт, и, если захотите, сыграть с нашими футболистами.

Невероятно: единственный положительный отклик, который я получил, поступил из мест, носивших прозвище «бандитского края», оттуда, куда мне настойчиво советовали не ездить. Может, там не так уж плохо. Может, все страшилки, которые я слышал, связаны с предрассудками. Я намеревался оставаться беспристрастным. А сумку держать закрытой. Мне хотелось вернуться домой с камерой.

Пусть меня воодушевляла мысль, что я наконец-то смогу воспользоваться теннисными ракетками, которые привез с собой, я все равно немного нервничал. Готов ли я к теннису? Я не играл уже неделю, и мои недавние проблемы с желудком не могли не сказаться на моем состоянии. Будет слишком унизительно, если я проиграю первому же футболисту. Я пытался об этом не думать. Не лезь в дебри, Тони, думал я, лучше займись своей половиной нашпигованного сыром обеда. Едва я это сделал, Юлиан оторвался от бумаг, которые он тщательно изучал.

– О боже, – произнес он.

Ничего хорошего это не сулило.

– Что?

– Я ошибся. Я думал, что Строенко играет с Рогачевым в одном клубе, «Тилигул», но по бумагам, которые дал нам Андрей из Молдавской футбольной федерации, он играет в другой команде Приднестровья – ФК «Шериф».

– Ясно. Значит, придется открывать еще один фронт, когда приедем.

– Да.

– Ну ничего.

Это был удар, и это определенно все усложняло, но я убедил себя, что Строенко и Рогачев, вероятно, хорошие приятели, и потребуется лишь один телефонный звонок одного из них другому. Я решил оставаться оптимистом.

Автобус подъехал к границе.

– Удачи, – сказал Юлиан. – Постарайся не выглядеть подозрительно.

– Хорошо, – ответил я, не совсем понимая, как это сделать.

Я осмотрелся. До Тирасполя ехали всего десять человек, в большинстве своем молодые матери. Если бы кто-нибудь выделил мне на денек своего малыша, я бы идеально смешался с толпой. Я решил изо всех сил уподобиться молдаванину и потому выбрал из своего мимического репертуара самое угрюмое выражение лица. То самое, что я приберегал для парней, которые пытаются вымыть лобовое стекло твоей машины, пока ты стоишь на светофоре. Мы остановились у пограничного поста, в автобус зашел военный с автоматом и заговорил с водителем. Не впервые за время своей поездки я испытал неподдельный страх. Вскоре он пойдет между рядами, высматривая подозрительных личностей. Если я не сойду за молдаванина, меня могут засыпать вопросами, вывести из автобуса и запретить въезд в страну. Если это произойдет, то пари в любом случае будет проиграно, поскольку два нужных мне футболиста окажутся вне досягаемости. Я вспомнил об Артуре в Англии. Он, скорее всего, еще спит. Я ввязался в пари, из-за которого мне каждый день грозит опасность, а все, что оставалось ему, – спуститься в паб, сесть на задницу и ждать, пока я засыплюсь? В будущем надо быть осмотрительнее с пари.