Это было приятно. Раздражающе. Болезненно.

С тех пор, как мы поженились, я впервые захотела мужа.

Горячие пальцы под краем чулка ощущались очень интимно. Такое простое, чувственное действие, а я вспыхнула, как спичка.

Эмиль напротив, прищурился, тихо выдыхая от гнева.

— Почему ты в чулках, маленькая? Тебя заставили танцевать?

Я часто дышала, глядя вниз.

Стоит поднять глаза и в их глубине он прочтет, что я потекла. Желание делало меня уязвимой. Но тихий гнев Эмиля заставил пересилить страх: он решил, меня принудили развлекать этих уродов.

— Нет, — не обращая внимания на взволнованный стук сердца, я переступила с ноги на ногу. Эмиль понял намек и уронил руку вдоль тела. — Ты зря приехал! Илья сказал, город возглавит их человек, а тебя убьют, если не отдашь им агентство! Тебя заманили в ловушку.

Эмиль безразлично смотрел на меня. Я узнала и выражение лица, и эту позу. Упрямый баран!

— Ты слышишь? — от отчаяния я заговорила громче.

Эмиль завел руку за спину и неожиданно выдрал из-под пиджака пистолет.

— Объясни, что это?

Он в меня не целился, но я перестала дышать, словно была на мушке. Все-таки нашел… Но уже все равно. Поздно скандалить.

— Я купила оружие, — призналась я. — Извини, ты мне отказал, а мне нужно защищаться. Ты слышишь, что я говорю? Ваш с Андреем план рухнул… Уезжай!

— Сколько их?

— Не ходи туда! — застонала я. — Уходи, пока есть время… На тебя готовят покушение!

— Я знаю, Дина! Они прирезали охранника, увезли мою жену… Я не договариваться приехал! Я приехал взять свое. Сколько их там?

Он не только обо мне говорил. Униженное достоинство горело, затмевая здравый смысл. Его план — это устроить перестрелку в клубе в попытке добиться уважения. Он не послушает, не уйдет. Эмиль приехал убить их.

— Я ничего тебе не скажу, — решила я.

Эмиль наклонился так низко, что я ощутила разгневанное дыхание. Губы сжались в нитку от злости. Но я твердо смотрела в серые глаза, которые больше напоминали бетонную стену, чем глаза живого человека.

Я посмела перечить и разозлила мужа.

— Не хочешь говорить? — он захватил мой подбородок пальцами. — Не ты ли просила уничтожить их первым? Дина… не беси меня. Реши, со мной ты или нет, за меня играешь или за них!

Он врезал в стену слева от головы, и я сдавленно вскрикнула. На миг показалось, что он хотел меня ударить. Я прижала ладони к горячим щекам, сердце выскакивало из груди. Тело обуяла слабость от бессилия что-либо доказать.

Это было обидно. Он намекал, что я нечестна, когда я всего лишь хочу спасти его шкуру.

— Отвечай! — захрипел он. — Иначе…

Эмиль не договорил, но мне и не нужно. Я хорошо его знаю.

«Разве у меня не было повода?»

— Бей, — с вызовом прошептала я.

На глазах выступили слезы, делая мир зыбким. Меня охватило напряжение, от которого задрожали губы, а лицо стало неживым, как маска. Так же сильно натянулись эмоции — тронь и порвешь. Не знаю, что чувствовал Эмиль, а у меня стало черно в душе.

Он не понимает… Не хочет знать, во что мне обошлась любовь. Я была счастлива несколько дней, все остальное — оттенки горечи и боли. За что я его полюбила? За что продолжаю любить?

За то, что на живую разорвал мне сердце?

Я столько раз задавала себе эти вопросы! День за днем взывала к небесам, и, наверное, так всех задолбала, что они остались без ответа.

— Чего ты ждешь? — теперь дрожал и голос.

Горло схватило кольцом боли — ни дышать, ни глотать. Так не бывает. Не могут слова вызывать такие мучения!

Эмиль не понимал, что каждую ночь я прохожу одну и ту же дорогу. Мне снится, что я иду серым коридором и открываю дверь в подвальную комнату. Я вижу его на коленях в цепях, а на стенах пляшут черные тени. Сколько раз я переживала во сне его смерть! В него всегда стреляют другие. Но стреляют каждый раз.

Эта боль будет со мной до конца жизни. А все, что его интересует — деньги и власть.

— Я не хочу тебя знать, — прошептала я с черным сердцем, но чистую правду. — Потому что устала за тебя молиться! Мои молитвы никто не услышал, Эмиль! Мы никому не нужны! Никто нас не слышит! Бей, чего же ты ждешь!

— Дина! — зарычал Эмиль. — Никто тебя не ударит… Сейчас я пойду туда… ради нас! Я не хочу пережить это дерьмо снова, ты поняла?

Он хотел уйти и я, как орлица бросилась вперед, пальцами-когтями впиваясь в сорочку на груди.

— Нет!

От его слов чуть не остановилось сердце. Я не прощу себе, если он погибнет! И плевать, что у него другие женщины, плевать, с кем он засыпает. Мне достаточно того, что он в моих мыслях и снах. Что он живой.

Я люблю тебя… Люблю больше жизни.

— Ты погибнешь… — прошептала я, задыхаясь.

— Не бойся за меня.

Я всегда за тебя боюсь, глупец. Меня все время преследует страх, что с тобой что-то случится. С той самой ночи я боюсь твоей смерти. Твоих страданий, Эмиль. Что тебя будут мучить, а мне вновь придется слушать крики и молиться, чтобы это остановилось. Что толку в тех мольбах?

Я без сил оперлась спиной на стену, глядя на Эмиля снизу вверх. Жаль, что таких мужчин не трогает, как болит женское сердце.

— Если я дорога тебе хоть каплю, — прошептала я, чувствуя, как слезы хлынули по щекам. — Хоть чуть-чуть… Умоляю, не ходи.

Эмиль наклонился и рот, покрытый мелкими белыми шрамами от ожогов, навис над моим.

— Тише, маленькая… Давай прощаться.

Твердые ладони накрыли пол-лица, оставив открытыми губы — словно под поцелуй. Я вздрогнула от неожиданности. От кожи пахло кровью и сталью, недавно он рукояткой пушки бил человека.

«Не смотри на меня». Вот, что это значило. Не смотри, и мы не увидим прошлое в глазах друг друга.

Губ коснулось мимолетное дыхание. Может быть, потому что он закрыл мне глаза, ощущения были острее. Может быть, из-за чувств с надрывом… Но когда Эмиль меня поцеловал, голова поплыла.

Я со стоном открыла рот, жадно хватая язык губами. Вкус и запах мужа сводили с ума. Прощание переросло в жадный, страстный поцелуй. И в напоре Эмиля было столько власти, словно он хотел получить меня целиком, без остатка, всю.

Раньше прелюдия с Эмилем проходила в гробовой тишине, но сегодня он изменил себе. Замычал, не прерывая поцелуя. Руки скользнули на затылок, путаясь в волосах. А затем осторожно, словно я цветок, ладони спустились по телу вниз и оказались под подолом. Снова на резинке чулка. Только уже с внутренней стороны.