это напомнило мне, что нам нужно сделать небольшой ремонт до ее возвращения!

Адина хмурится, замечая пустое выражение моего лица. Я обвожу рукой все вокруг.

— Конечно, развлекайся, сладкая.

— Макото, — строго произносит она. Звук моего полного имени, сорвавшегося с ее губ, заставляет меня вздрогнуть.

— Это займет всего минуту. Давай, вставай.

Неохотно поднявшись на ноги, я осознаю, что на самом деле это займет не минуту. Адина просит меня закрепить нить по обе стороны стен переулка и растянуть ее по всей длине Форта. Затем она начинает пришивать квадратные куски ткани, создавая красочный баннер, который ей нравится называть «праздничным, но уверенным в том, что Пэй выжила». Вскоре мне приходится расставлять кучу мусора, за которым они спят, делая забор, по ее словам, «более привлекательным». В качестве последнего штриха Адина добавляет новое одеяло и одну подушку на двоих, после чего мне наконец позволяют сесть.

— Видишь! — она хлопает в ладоши, восхищаясь местом для сна, ставшим чуть менее убогим. — Намного лучше. Пэй будет удивлена.

Я ем булочку и говорю с насмешкой:

— Да, ничто так не говорит «добро пожаловать домой», как только что собранная куча мусора.

Она ставит руку на бедро.

— Эта куча мусора — все, что у меня есть.

— Мне казалось, что у тебя есть я, — она закатывает глаза так, что я начинаю задумываться, как бы заставить ее сделать это снова.

— Правда?

Я сглатываю, выдавливая из себя слова:

— Пока ты будешь меня ждать.

— А если не буду? — тихо спрашивает она.

— Тогда никто никогда этого не сделает.

Ее взгляд скользит по мне, и не могу сказать, что мне это не нравится. Прочистив горло и смущенно отвернувшись, она подходит к забору и проходит сквозь него.

Она садится рядом со мной, наши плечи соприкасаются, отчего я напрягаюсь. Не потому, что я этого не хочу, а потому что не привык, что кто-то хочет прикасаться ко мне. Выбирать меня. Считать меня достойным усилий.

Потому что я этого совершенно не заслуживаю.

Не заслуживаю ее. Если тьма — это отсутствие света, то это то, чем я являюсь, когда ее нет рядом.

И я удивляюсь, как я вообще продержался так долго без ее советов.

— На что это похоже? — ее вопрос неожиданно возвращает меня к реальности. — Иметь эту силу?

Я даже не колеблюсь.

— Одиночество.

— Потому что никто не знает о тебе?

Я киваю.

— А я знаю обо всех остальных.

— Всем говорят, что Кай — сильнейший Элитный за последние десятилетия, — тихо говорит она. — И все же, вот он ты, обладаешь его силой и живешь в трущобах.

— Скрываюсь в трущобах, — выплевываю я с горечью.

Она вздыхает, и в ее голосе звучит разочарование.

— Ты правда думаешь, что король убил бы тебя, если бы узнал, что ты Владетель?

— Думаю, он считал бы меня угрозой, — уныло говорю я. — Как и Фаталов. Он оставил по одному из них и теперь у него есть Владетель — его сын, которым он может управлять.

Она изучает меня, как одну из своих швейных строчек.

— Вы двое удивительно похожи. Не только в способностях.

— Ну, он наделал много дерьма. А я просто довольно дерьмовый, — я беру еще один кусок медовой булочки. — Уверен, при других обстоятельствах мы были бы лучшими друзьями.

Ее ответное мычание говорит о согласии. И, видимо, это единственный ответ, который она готова предложить. Ее вдруг очень отвлекает кудрявая прядь, упавшая на плечо, да и меня теперь тоже. Что я ей говорил о волосах? Ах, да. Что-то очень похожее на то, что они упругие.

Какая жалкая попытка быть безразличным. Будто я не восхищаюсь блеском каждого локона, или тем, как они цепляются друг за друга. Будто я могу оторвать взгляд от ее шеи, когда она собирает эти кудри в небрежный пучок, и упущенные пряди струятся чернильным водопадом по ее спине. Будто я могу не восхищаться тем, как легко смех касается ее мягких губ. И солнце согревает ее кожу так, словно она создана для того, чтобы быть окутанной светом. А радость исходит из нее в виде хлопков в ладоши и милых бесед. Именно так мои мысли постоянно возвращаются к ней, а сердце глупо следует за ними. И я боюсь, что восхищаюсь каждым ее частичкой.

— У меня есть кое-что для тебя.

Она сопровождает это признание мягким смешком, одновременно нервным и опьяняющим. Откинувшись на предплечья, я озвучиваю пожелание:

— Надеюсь, это кровать.

— Нет, — отвечает она слишком весело. — Даже лучше. Надеюсь.

— Нет ничего более заманчивого, чем проспать всю ночь, — я смотрю на ее беспокойную фигуру, скрещенные, ритмично постукивающие ноги. — Но постарайся, сладкая.

На ее лице отражается сильное беспокойство.

— Ну вот, теперь я нервничаю! — она поднимает руку. — Все, я не могу тебе это показать. Оно еще не готово.

— Чума, что же я наделал? — бормочу я. — Давай, Дина, покажи мне. Я уверен, это… потрясающе — или любое другое слово, которое тебе нравится использовать.

Она закрывает глаза и делает глубокий вдох. Это смешно, и в то же время драматично.

— Ладно, ладно, — ее глаза распахиваются с внезапной решимостью.

— Я работала над этим в свободное время в замке. И заметила, что у тебя нет ничего, в чем бы ты смог носить свои ножи. Так что, — она протянула слово, — я решила, что могу помочь тебе с этим. В конце концов, жилет Пэй сыграл решающую роль на ее воровском поприще…

— Просто поразительно, сколько слов ты произносишь каждый день.

— …потому что дизайн очень важен в ее деле, — она заканчивает, не обращая внимания на мою реплику. — Поэтому я сделала то же самое для тебя.

После нескольких ободряющих кивков она наконец достает что-то из своей тканевой сумки. Она вытягивает руки, показывая этот предмет, а я пробегаю взглядом по плотной ткани в сочетании с белой кожей, из которой была сделана моя гвардейская маска. Я моргаю, ошеломленный красотой пояса для оружия, с уникально подогнанными карманами для каждого из моих ножей. Протянув руку, я касаюсь пальцами участков кожи, ощущая каждый аккуратный стежок и натяжение прочной ткани.

Я чувствую на себе ее взгляд, медленно выпрямляюсь и осторожно беру подарок из ее рук.

— Тебе… — она замолкает, после чего говорит с легкой улыбкой:

— Тебе нравится? Я могу удлинить карманы для каждого ножа, если хочешь. Я не была уверена, какой длины их делать…

— Нет, — мой голос звучит тихо и спокойно. — Нет, я хочу, чтобы все было именно так, как ты сделала. Это идеально.

— Правда? — в ее голосе слышится неуверенность, хотя ее лицо