– Слушай, Виктор, разговор есть, – сказал он.

– А-а, – Витек покрутил в воздухе заскорузлыми пальцами, – я сразу понял, что ты, парень, того!

– Да что ты, – отмел догадки Волохов, – я ж прозрачный, как горный родник, и такой же чистый!

– Ну да! А шиповник пить отказался!

Аргумент был железный, и Волохову пришлось немного сдать позиции.

– Наблюдательный ты, Виктор. Другой бы не заметил, а ты… Видишь ли, книгу я пишу.

– Писатель, значит.

– Скорее э-э… журналист.

– Вон оно что.

– Ага. Работы много, одному не под силу. Нужен мне, понимаешь, соавтор.

Витек поскреб щетину на подбородке.

– Ну что ж, это я могу. Соавтор – это по мне. А как с зарплатой?

– Обижаешь, – развел руками Волохов, – ты же видел: я не жадный. А надо, Витя, вот что: тут недалеко, в одном доме, похороны вчера были. Большой человек помер, так, что поминать не один день будут. Надо вокруг походить, послушать, что говорят. Глядишь и нальют. Ну, как, сделаешь?

Услышав про поминки, Витек оживился. Волохов назвал ему адрес.

– Ты хоть мужчина видный, но в такой маскировке везде своим будешь, – напутствовал он агента, выдавая двадцатку подъемных.

Витек поддернул пузырящиеся на коленях брюки цвета линяющего хомяка, сбил ногтем пылинку с пиджака с полуоторванным воротником и потопал к выходу из парка.

– Однако пора подумать и о крыше над головой, – пробормотал Волохов.

Можно, конечно, в гостиницу, но останется регистрационная запись и прощай, инкогнито.

Можно и квартиру снять, но скучно. А вот та девочка с пляжа… это было бы совсем неплохо. Девочка неиспорченная, с понятием. Меркантильная слегка, так сейчас женщины рано понимают, что скука в «тереме с дворцом» лучше веселья в «раю в шалаше». И отпуск на Канариках предпочтительнее сомнительного сервиса разваливающихся крымских пансионатов. Стало быть, будем охмурять, решил он.

Пиццерия, где работала Светка, выходила затемненными окнами на Ленинградский проспект. Почти напротив была церковь, где служил отец Василий. Не успел Волохов войти в ресторанчик, как оказавшаяся рядом приветливая девушка осведомилась, чего он желает. Скучающе оглядевшись, Волохов спросил, вкусно ли здесь кормят и «как, ва-аще, заведение приличное»? Его уверили, что приличнее не бывает. Заметив порхающую между столов Светку, Волохов присел за ее столик. За окном шумел проспект, автомобили шли плотным потоком со скоростью пенсионера на вечерней прогулке. Прохожие поглядывали на посетителей ресторанчика, отделенных от суеты улицы темным стеклом, как обитатели террариума от враждебной среды. Кто-то смотрел с безразличием, кто-то с плохо скрытой завистью, а кто-то и враждебно: обед в пиццерии был большинству москвичей не по карману.

Обеденный час еще не наступил, и посетителей было немного. Светка, будто не замечая Волохова, лавировала между столиками, покачивая аппетитными бедрами. Наконец она унесла с пустого стола грязную посуду и подошла к нему.

– Пожалуйста, меню, – сказала она с дежурной улыбкой.

– Здравствуй, Света, – задушевно сказал Волохов, – может, ты присядешь на минутку?

– Ты что, водолаз, с гвоздя упал, что ли, – спросила она, все так же мило улыбаясь. – Я же на работе!

– А после работы, – вкрадчиво спросил Волохов, – может, найдешь время для меня, бесприютного, безутешного?

– Смотря что заказывать будешь, – с обезоруживающей прямотой ответила Светка.

– Тогда всего побольше и подороже!

– У-у, а ты ничего, хоть и выглядишь, как нищий аспирант.

Через два часа Волохов, пытаясь подавить неудержимую отрыжку, сидел в изнеможении перед заставленным пустыми тарелками и кувшинами столом.

– Чего-нибудь еще желаете? – невинно спросила подошедшая Светка.

– А я еще не все у вас подъел? – спросил Волохов, осоловело глядя на нее.

Светка прыснула, прикрыв губы ладонью.

– Свет, а Свет, дай, пожалуйста, зубочистку, – жалобно попросил он, указывая пальцем на салфетницу в середине стола, – а то я не достану – нагнуться не могу…

– Пожалуйста.

– А как насчет вечера?

– Уговорил, водолаз. Мы пойдем в боулинг!

– Это где кегли катают?

Светка опять хихикнула.

– Ой, я не могу. Шарики катают, а кегли сбивают. Серость!

– Понял, – покладисто сказал Волохов, – катают шарики.

На выходе из ресторана долго сдерживаемая отрыжка прорвалась-таки из груди раскатистым львиным рыком. Работяга, подстригавший траву на газоне перед рестораном и остановившийся заменить проволоку в косилке, одобрительно крякнул:

– Вот это от души!

В «Чемпионе» Светка порезвилась всласть: три партии в боулинг, сопровождаемые дикими взвизгами при удачном попадании, с невероятным количеством чипсов и орешков под «Мартини». Танцы под современную музыку, напоминавшую речитативом перечисление наград какого-нибудь члена Политбюро. Бильярд, аэро-хоккей. Завершил вечер ужин, который ограничился для Волохова, еще не переварившего обед, кружкой пива.

– Все, больше не могу, – сообщила Светка, отваливаясь от стола, – вези меня домой!

Окрыленный словом «домой», Волохов мигом поймал частника – азербайджанца на битой «копейке». Светка показывала дорогу. Они доехали до Сокола, развернулись и какими-то переулками выбрались к Ленинградскому рынку. Здесь Светка попросила остановиться, перегнулась с переднего сидения, звонко чмокнула Волохова в щеку и выскочила из машины. Волохов стал рваться наружу, но замок древней машины заело, а азербайджанец вцепился в него, как лесной клещ, требуя «аплатыт дарогу».

– Да я только с девушкой попрощаюсь, – взмолился Волохов, видя, как светлая блузка растворяется в темноте.

– Ты со мной попрощаться хочешь, – возражал водитель, – знаю я ваш брат с сестрой! Сначала плати, потом хочешь – прощайся, хочешь – здоровайся.

Волохов опустил стекло.

– Свет, – крикнул он в темноту, – а я?

– Пока, водолаз, – донеслось сквозь перестук каблучков, – заходи еще в гости.

– Обманула, да, – участливо спросил водитель, пересчитывая деньги, – хочешь, к девочкам повезу? Ай, какие девочки, – он закатил глаза и причмокнул, – молодые, хорошие. Дешево! Совсем даром!

– Даром за амбаром, – сказал Волохов, – а дешево хорошо не бывает. Давай к метро в ночной магазин.

Купив водки, хлеба, рыбной и мясной нарезки, он пустыми улицами пошел к Тимирязевскому парку. Ночь была душная, безветренная. На перекрестке Планетной и Черняховского стояла милицейская «канарейка» и машина спецмедслужбы, в просторечии «чумовоз». Два милиционера и санитар в белом халате спорили, кому забирать спавшего посреди проезжей части бомжа. Санитар доказывал, что клиент не его. У них, мол, теперь услуги платные, а с этого ничего не возьмешь. Милиционеры вяло возражали, что да, гражданин без документов, но поскольку пьяный, то дорога ему в вытрезвитель. Гражданин, прижимавший к груди рваный двухкилограммовый пакет муки, внезапно облегчился под себя и заворочался в луже мочи, устраиваясь поудобнее. Мука облепила его, и он стал похож на большой пельмень. Волохов пригляделся к лежащему. Нет, не Витек, решил он и пошел дальше. Немного погодя он оглянулся. Санитар и один из ментов перетащили бомжа в кусты, забросили туда же пакет с мукой и, пожав друг другу руки, разъехались продолжать дежурство.