А потом он сел на ступеньку крыльца и повернулся ко мне спиной. И его грозный вид в один миг стал трогательно беззащитным. Мучительный выбор. Что мне делать? Дорога была открыта. Нужно срочно уходить. Но потом я вспомнила, как бесстрашно стояла перед ним Нина Павловна, когда он швырялся стаканами. Она не боялась его. Он бушевал, а потом успокоился. Значит, и я могу не бояться. Мне стало его жаль. Я передумала бежать.

– Мама подождет, потом навещу, – сказала и села с ним рядом на ступеньку, – только давайте без оскорблений? Рассказывайте, что у вас случилось.

– Ты очень… вы очень добрая и решительная. И еще вам идет новая прическа.

– Спасибо. Меня немного пугает ваш настрой.

– В моей жизни последние два месяца происходят странные события. Точнее, события не странные и не связанные между собой, но их много, и все они плохие. Как будто черная полоса. Семья и работа летят к чертям. И я не понимаю, где я так жестко накосячил?

– Вы по этому поводу сегодня такой злой?

– Нет. Все не так просто. Я не знаю, что делать. Я бессилен в вопросе с Соней. Остается только молиться и ждать. Завтра будет ответ, что решил суд. Это сводит меня с ума. Я очень боюсь ее потерять.

– Расскажите мне всю историю. Я не очень понимаю, что происходит. Неужели ничего нельзя сделать? Ее родственники настолько ужасные?

– Даже не знаю с чего начать. Моя жена, – сказал он и сделал глоток из бутылки, – бывшая жена. Увидела ее год назад в детском доме в Новоуральске. Она приехала туда по работе. Девочка настолько впечатляла своей худобой и маленьким ростом, что она заметила ее и решила расспросить директрису. Вдруг она болеет и ей можно помочь. Катя такая, мимо нуждающегося не пройдет. А директриса рассказала ей историю. Родителей девочки убили бандиты, когда ей было три года, – взорвали машину, на которой они ехали. Она одна выжила. Ее воспитывали бабушка с дедом, но они тоже умерли, и она осталась одна. Это оказалась лишь часть истории, всю правду мы узнали, только когда начали дело по удочерению. Катя прониклась симпатией к Соне с первых минут. Ей удалось договориться о переводе Сони в Питер, она хотела забрать ее из этого унылого города, где ничего хорошего ее не ждало. На тот момент Соня считалась полной сиротой, и живых родственников у нее не было. Поэтому проблем не возникло.

Соня приехала в детский дом Петербурга, и Катя стала ее опекать, как это она обычно делает с новенькими. Рассказывала мне, какая она умненькая. А потом я ее увидел, ну и все, мы быстро решили, что хотим ее удочерить. Это решение далось нам легко. Мы полюбили ее мгновенно. Наши дети выросли и оба уехали учиться за границу.

А дальше началась формальная процедура. Она долгая. Но никаких проблем возникнуть не должно было. Но мы ошибались. Опека стала слать запросы на поиск родственников и имущества. И оказалось, что у Сони до фига чего есть. И родной дядя у нее есть, который живет в ее доме, ездит на ее машине. И вообще распоряжается изрядным списком Сониного наследства, когда сама Соня в детском доме. Мы наняли частного детектива, и он столько говна, извиняюсь, нарыл. Сейчас расскажу, – еще глоток, и он продолжил: – Было два брата, и был у них бизнес. А еще у них у каждого была семья и жизнь – полная чаша. Но потом они разругались. На почве денег, естественно. Один брат хотел иметь дело с бандитами и вместе с ними зарабатывать, а второй не хотел. Честный и правильный у Сони был отец. Детектив не нашел ответ, кто же организовал убийство Сониной семьи. Но больно хорошо и легко дальше жилось второму брату. И бизнес рос, и делить фирму ни с кем не нужно было. Вот только Соня жива осталась. Она не помнит семью дяди и его самого. Пока она жила у дедушки с бабушкой, они не виделись. Может, они подозревали что-то или точно знали. Но когда один сын убивает второго сына из-за денег – это, наверное, непросто принять. Сначала у деда случился инфаркт, а потом и у бабули инсульт. Соне было шесть лет. Она проснулась утром, а бабушка не встает. Она ее пыталась разбудить. Лишь только вечером она пошла к соседке просить помочь разбудить бабушку. Я не знаю, как так вышло, что в ее деле нет ни одного упоминания про то, что у нее есть родственники и наследство, скорее всего, это не случайность. Соню забрали в детский дом в соседний город, где ее никто не знал. Там она прожила полгода, пока ее не увидела моя жена. И сейчас, когда стало понятно, что Соня не одна, а с наследством, за нее идет битва. Нам нужна девочка, а им ее деньги. Я подключил всех кого мог, но там тоже непростые люди.

– А отдать им наследство? К черту деньги, у вас же их хватает, а девочке с вами будет лучше, чем с теми, кто ее не любит, – прервала рассказ я.

– Я пытался договориться, предлагал много денег, даже встречался с этим типом. Чуть не убил его на фиг. Такое чмо и тварь. У него там связи, в этом Новоуральске, а перенести суд сюда мы не смогли. Адвокат у нас лучший, но шансов мало. Та сторона делает упор на ошибку системы – не знали, что Соня живет в детском доме. И давят на близкое родство. При этом они даже не пытались с ней встретиться, им вообще плевать на ребенка. Они борются за бабки. Два дня назад был суд. Мы привезли туда Соню. Такой спектакль разыгрался. Но судья нормальный, он все понимает. Если найдется на него рычаг давления, то ее у нас заберут. Решение будет завтра. Это сводит меня с ума! – сказал он и сделал очередной глоток. Его злость, гнев и агрессия чувствовались на расстоянии вытянутой руки. Он молчал. Но я видела, как пульсирует вздутая вена у него на виске. Как ходят желваки на шее. И его дыхание, как у запыхавшегося боксера. Еще мгновение, и он начнет здесь все крушить. Такую волну злости очень сложно сдерживать.

Мне сразу стало жаль всех участников этой истории. Но помочь я была не в силах. Никто не мог помочь, кроме Бога и молитвы. Тогда мне в голову пришла идея отвлечь его. Как я понимала, много пить ему было нельзя. Я пыталась вспомнить все мамины наставления и Машкины советы, касающиеся выпившего мужика. Сама я с ними никогда не сталкивалась. Игорь был зожник до самого мозга костей и даже в молодости очень мало пил, все больше работал. Папа у меня мог бы уйти в штопор, но за ним зорко следила мама. Что же делать?

– А хотите есть? – сказала я первое, что пришло мне в голову. Точно. Закуска градус крадет. Откуда я это знаю?

– Хочу, – ответил он. – А что у тебя есть? У вас, пардон.

– Пойдемте посмотрим. Кажется, осталась последняя мамина котлета.

Сама я уже поела и пыталась вспомнить, что же у меня осталось. Мой ужин из обезжиренного творога, огурца и двух вареных яиц был два часа назад. Все же я еще не оставила попытки сесть на диету и похудеть. И не рассчитывала кормить здорового мужика.

Мы вошли в дом. Валерий Петрович сел за стол, а я стала доставать еду. Вместо холодильника я использовала походную сумку-холодильник. Она попалась мне при сборе вещей, и я прихватила ее сюда. Сейчас там лежал контейнер с последней маминой котлетой, несколько яиц в коробке. Яблоко, огурец и сухие хлебцы. А еще мягкий творожный сыр. Вот и все.

– Ты тут здорово все обустроила. Дом ожил, – сказал он, а потом добавил: – Слушайте, давай перейдем на ты, а то я все время перехожу без разрешения. Не хочу быть невежливым. Но думаю, пора переходить на ты. Еще после истории с обыском я понял, что ты девушка не промах. Смелая и дерзкая.