В июне 1993 года нападению со стороны украинских нацистов подвергся Львовский русский культурный центр. Варвары избили нескольких наших активистов, устроили погром центра, побили стекла, разбросали книги. Русские организации Украины потребовали от официального Киева принятия жестких мер по обеспечению безопасности русского населения Украины и нормализации работы объединений российских соотечественников.

Я срочно вылетел в Киев, запросив встречу с первым президентом Украины Леонидом Кравчуком и главой его администрации. Встреча была максимально плодотворной: Кравчук обещал мне, что такие нападения впредь не повторятся, и дал соответствующие распоряжения украинским «силовикам».

Репортаж о нашей встрече был показан основными российскими телевизионными каналами и, как мне потом рассказывали журналисты, чуть не довел до инфаркта министра Козырева. Глава российского МИДа, забыв про свой «либерализм», звонил руководству телеканалов и требовал от них «больше Рогозина не показывать».

Через месяц, в июле 1993 года, я вылетел в Грузию. Ставший главой этой страны «мой старый знакомый по балкону» Эдуард Шеварднадзе согласился принять меня для переговоров об эвакуации русского населения из зоны боев в Абхазии.

Меня поселили в бывшей интуристовской гостинице «Иверия». В юношеские годы я здесь часто останавливался. В этом отеле во время всесоюзных соревнований на приз газеты «Заря Востока» размещали нашу сборную команду по ручному мячу. Позже, когда я уже работал в КМО СССР, я нередко приезжал в Тбилиси с различными иностранными делегациями и останавливался именно в «Иверии». Теперь гостиницу узнать было невозможно. В ней расположился импровизированный лагерь грузинских беженцев из Абхазии. Отель мгновенно превратился в древний Шанхай. На окнах некогда парадной республиканской гостиницы теперь висели веревки с чьим-то рваным бельем и одеялами.

Свет в гостинице был. Просмотрев новости на грузинском, которые, судя по кадрам, полностью были посвящены событиям в мятежных автономиях, я переключил канал и попал на выступление Джабы Иоселиани, авторитетного вора, командовавшего батальоном грузинских уголовников «Мхедриони». Именно это вооруженное подразделение, состоявшее из выпущенных из тюрем рецидивистов, «прославилось» резней и бесчинствами в абхазском Сухуме.

Джаба говорил по-русски. Я так и не понял почему. Вряд ли после периода шовинистического угара — своеобразного «фирменного стиля» правления опального президента Гамсахурдиа — в Тбилиси мог остаться хоть один русский житель. В конце концов, не на меня же была рассчитана эта речь?

Знаменитый уголовник грозил русским и России страшной карой. Обещал сеять смерть и страдания тем, кто посмеет стать на пути грузинского ополчения в Абхазии. В общем, «наводил ужас». Досмотрев это замечательное выступление, я выключил телевизор и, пробравшись сквозь нехитрый скарб живших по соседству беженцев, которым были забиты все коридоры «Иверии», вышел на улицу. Сам город я тоже узнавал с трудом. Вечером были слышны автоматные очереди. Мне объяснили, что теперь в Грузии так принято отмечать различные свадьбы и юбилеи. Вернувшись в гостиницу, я кое-как заснул.

Утром весь Тбилиси стоял в пробках. Оказывается, кто-то из голодавших горожан в поисках средств к существованию срезал ночью все троллейбусные провода, чтобы сдать их в пункты приема цветных металлов. Мне, моему помощнику Дмитрию Ступакову и сопровождающему нас сотруднику секретариата Шеварднадзе пришлось бросить машину и через полгорода пешком добираться до резиденции главы республики.

Седой Лис принимал меня не один. Рядом с ним сидел герой вчерашних теленовостей. «Вот ты-то, голубчик, мне и нужен», — подумал я, увидев Иоселиани.

Надо сказать, что власть Эдуарда Шеварднадзе на тот момент была номинальной. Все решалось ворами в законе.

От них зависело поведение грузинских вооруженных формирований в зоне конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. Только они могли заблокировать или открыть выход русских беженцев из огненного мешка, в который попадали эти беззащитные люди. В общем, не Седой Лис, а Иоселиани и его подельник Китовани были коллективным «царем и богом», определявшим судьбу тысяч русских жизней.

Мои собеседники сухо и недовольно со мной поздоровались, как будто я прервал архиважный разговор. Думаю, что, согласившись-таки на встречу, Шеварднадзе плохо понимал, на кого на самом деле ему приходится тратить драгоценное время.

Он знал, что в Киеве меня принимал сам Кравчук. Это, как говорится, «внушало уважение». Кроме того, по поводу моей аудиенции из Киева ему звонил профессор Буряк, с мнением которого Седой Лис считался.

Заметив секундную растерянность моих собеседников, я решил сразу перейти в наступление. Первым делом я «наехал» на Джабу Иоселиани, предупредив его о персональной ответственности за действия грузинских боевиков. Я потребовал прекратить задирать Россию и, смягчив тон, предложил назвать мне фамилию посредника, с кем бы я мог иметь дело в обсуждении конкретных вопросов эвакуации беженцев из зоны грузино-абхазского конфликта. Обратившись затем к Шеварднадзе, я попросил его взять исполнение наших договоренностей «под контроль».

Как ни странно, такая тактика переговоров имела полный успех. С одной стороны, она выпячивала роль Иоселиани как единственного человека в Тбилиси, с кем стоит обсуждать конкретику (что соответствовало грузинской действительности, где такие воры и «делали погоду»), с другой — возвращало самого Седого Лиса в удобную и привычную для него позицию «гуманитарного посредника», от которого мало что зависит, зато много полезного шума.

Наш разговор в резиденции Шеварднадзе был более чем продуктивным. Уже через несколько дней процесс вывода русских беженцев в безопасную зону нормализовался.

В условиях всеобщей беспомощности и безответственности Ельцина напористые действия пока еще малоизвестной общественной организации — Конгресса русских общин — стали приносить свои первые плоды.

Надо сказать, что деятельность КРО активно развивалась и в самой России. Даже в Москве в середине 90-х конгресс проявил себя как эффективная организация, сумевшая постоять за права горожан. Приведу два примера.

Первый — это история несостоявшейся вырубки Нескучного сада на берегах Москвы-реки. В исполком КРО обратились жильцы нескольких домов на Ленинском проспекте с просьбой вмешаться в ситуацию вокруг этого замечательного зеленого уголка московской природы. Когда-то Нескучный сад был собственностью царской семьи, потом его передали в имение графу Орлову. В Москве, как известно, дышать-то особо нечем, да и живых деревьев днем с огнем не найдешь, а тут молча приехали строители, отгородили значительную часть Нескучного сада и чуть было не начали выкорчевывать деревья и рыть котлован под «элитное жилье». Люди из соседних с садом домов заволновались. Сначала они обратились к Лужкову, но получили ожидаемый отлуп. Тогда депутация жильцов, возмущенных произволом городских властей, пришла в КРО.

Через несколько дней мы организовали массовый митинг. Активисты на минуту перекрыли движение по Ленинскому проспекту. Из громкоговорителей лилась популярная в то время песня группы «Любэ» — «Не рубите дерева, не рубите!».