быть точнее. Пес нашел ее в шкафу Кевина Уайта на третьем этаже. Наркотики, оружие, телефоны – все это можно перебросить через забор тюрьмы, но стеклянную бутылку – нет. Это означало только одно: среди сотрудников был взяточник.

Как старший надзиратель я не имела непосредственного отношения к расследованию. Его проводила служба безопасности. Однако я знала, кем был подозреваемый сотрудник и почему он вдруг стал главной мишенью: дело было в том, что заключенный, в камере которого обнаружили виски, донес на него. Вскоре после возвращения из ШИЗО Кевин постучал в дверь моего кабинета и попросил о встрече с кем-то из сотрудников службы безопасности. Он утверждал, что у него есть информация, которую охране будет интересно услышать. Я предположила, что он собирается что-то сообщить о бутылке виски. Парень хотел пожаловаться о том, что сотрудник, которого мы подозревали, был продажным и испортил ему сделку.

Кевин рассказал службе безопасности, что два дня назад «товарищ» перебросил через забор сверток с наркотиками и деньгами. Его подобрал кто-то из «красных повязок», доверенных заключенных, которых каждый день отправляли убирать мусор с территории. Этот человек из лучших побуждений передал сверток тому нечестному надзирателю, который вскрыл его и забрал деньги себе. Кевин Уайт сказал, что он потерял голову от злости, когда надзиратель в итоге передал ему сверток. «Он стащил у меня 300 фунтов! – пожаловался он службе безопасности. – Я хочу, чтобы его наказали!» Кевин совершенно упустил из виду тот факт, что он подставил сам себя. Он не отличался большим умом. Это хороший пример эгоизма, столь распространенного в мужских тюрьмах. Ничто не имело для Кевина большего значения, чем его деньги.

Разумеется, надзиратель все отрицал, и, к сожалению, заявления Кевина было недостаточно для его увольнения. Это было обвинение заключенного в адрес сотрудника. Чтобы уволить сотрудника за коррупцию, нужно доказать, что он брал взятку. После длительного расследования служба безопасности так и не смогла найти доказательства его вины. Я не завидовала их работе: она была сложной и изматывающей. В итоге надзиратель уволился по собственному желанию, но я этого не застала, поскольку вскоре после рейда меня вызвали к начальнику тюрьмы.

12. Тень самого себя

Уормвуд-Скрабс, октябрь 2003 года

– Босс, вас вызывает начальник тюрьмы!

Я подняла глаза от газеты, которую просматривала.

– Что?

Стив сгримасничал.

– Да, он сказал, что хочет увидеть вас в своем кабинете прямо сейчас.

Меня парализовал страх. Никого не вызывают к начальнику целой тюрьмы из-за какой-то ерунды. Меня точно ждали плохие новости. Меня переводят в другую тюрьму. Снова. Это все из-за той ситуации с попугайчиком, я знала. Наверное, он думает, что я шутки шучу и несерьезно отношусь к своей работе. Я паниковала и сгущала краски, пока шла к его кабинету. Хотя прошло почти полтора года, внезапный перевод из Холлоуэй вселил в меня страх, что это может повториться.

Кабинет начальника тюрьмы находился там же, где и служба безопасности: в сборном здании, примыкающем ко входу в тюрьму. Кабинет был на первом этаже, и на его двери была табличка с именем: Кит Маннс.

Я постучала дважды. Нервы были натянуты. Я не хотела, чтобы меня снова перевели в другую тюрьму. Полтора года назад я и подумать не могла, что так случится, но мне действительно понравилось работать в мужской тюрьме. Уормвуд-Скрабс и корпус для приговоренных к пожизненному заключению стали моим вторым домом. У меня было ощущение, что я что-то делаю. Достигаю чего-то.

– Войдите! – сказал начальник тюрьмы.

Дыши глубже, Ванесса.

Кабинет начальника тюрьмы был роскошным по сравнению с остальной тюрьмой. Это была комната с овальным столом для совещаний и шкафами, заполненными книгами в кожаных переплетах – журналами Уормвуд-Скрабс 1900-х годов. Начальник тюрьмы встал за своим огромным дубовым письменным столом, чтобы поприветствовать меня.

– А, Ванесса, проходите! – сказал он. – Присаживайтесь.

Присаживайтесь? В прошлом я только стояла перед начальником тюрьмы. Это не предвещало ничего хорошего.

Кит Маннс был высоким мужчиной с седыми волосами и в очках. Северянин. Слыл красноречивым, но говорил с манчестерским акцентом. В его глазах был блеск, что немного сбавляло серьезность его высокой должности. Он пользовался большим уважением среди персонала тюрьмы.

Я заметила стопку бумаг сбоку от его компьютера. Мне казалось, что у меня много бумажной работы, но мне было с ним не сравниться. Я даже представить себе не могла уровень ответственности, связанный с его должностью, и количество проблем, которые ему приходилось решать ежедневно. От одной мысли об этом у меня бежали мурашки. Садясь перед ним в ожидании выговора, я решила, что никогда не хотела бы стать начальницей тюрьмы.

Я хотела немного ослабить нарастающую тревогу непринужденным разговором о футболе. Те немногочисленные встречи, которые были у нас с начальником, мы всегда заканчивали шутками о наших конкурирующих командах. Он болел за «Манчестер Юнайтед», а я – за «Арсенал». Правда, сейчас, похоже, было не время. Я напряженно спросила:

– Вы хотели меня видеть, сэр?

– Да. Мне нужно, чтобы вы оказали мне услугу.

– Что угодно, – ответила я, сияя от радости.

– Я хочу перевести вас в корпус А.

Моя радость сошла на нет так же быстро, как возникла. Этот корпус был в основном предназначен для подследственных, которым еще не вынесли приговор. Они были нестабильными. Жестокими. По сути, это было худшее место в тюрьме.

– В корпусе А есть кое-какие проблемы, – сказал он уже более серьезным тоном. – Мне нужно, чтобы вы их решили.

Затем он объяснил, что там были проблемы с дисциплиной персонала и слаженностью работы. Моральный дух сотрудников в целом был очень низким.

– Но мне очень нравится в корпусе Д, сэр, – сказала я. Я не хотела никуда переходить, потому что мне нравилось работать с приговоренными к пожизненному заключению. Я навела порядок в корпусе, и он процветал под моим надзором. Полагаю, именно поэтому начальник хотел перевести меня в корпус А, и хотя это было огромным комплиментом, я восприняла это как горькую пилюлю.

– Я знаю, и я вижу, какую прекрасную работу вы там проделали, но, – подчеркнул он, – мне очень нужно, чтобы вы перешли в корпус А.

Когда начальник тюрьмы говорит, что ему очень нужно, вы подчиняетесь.

– Хорошо, без проблем, – кивнула я. – Спасибо за такую возможность.

Я поднялась со своего места.

Начальник считал, что корпусу А требовалась женская рука, поэтому я направилась туда.

В моем пребывании в корпусе А не было ничего особенно примечательного, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Коротко говоря, я сделала то, о чем меня попросили: навела порядок. Я провела там не так долго, максимум полгода, но за это время я имела удовольствие понаблюдать за телезвездой.

Когда его привезли, он был почти неузнаваем, и мне пришлось всматриваться в него. Если я произнесу имя Джефферсона Кинга, вполне вероятно, что вы даже не поймете, о ком