– От свалюсь – пойду. Отстань, Тира… Ну так когда, Олаф? Неделя, две? А то, мож, давай завтра?! А чего, дело хорошее!

Эйнар, не донеся кувшина до своей чаши, с грохотом поставил его на стол. Тира, сконфузившись, от души пихнула болтливого супруга локтем в бок:

– Отвяжись от конунга!.. Сам разберется, когда кого женить. На вот, поешь лучше, мучение ты мое! – Она сунула мужу в руки кусок пирога.

Длиннобородый усмехнулся. И, вновь наполнив кубки, сказал:

– Охолонись, Тира. Совсем заела мужика. Давай, Гуннар!.. А насчет пира свадебного не беспокойся – давно уж готово все, завтра Фолькунга известим, чтоб выезжал, да к концу недели и сладим дело.

– Добро! – воодушевился товарищ. Его жена неодобрительно поджала губы. А Эйнар, напрягшись, быстро повернулся к отцу:

– Ты же говорил, не раньше января?

– Гуннар прав, нечего тянуть, – равнодушно отозвался Олаф. – Декабрь, январь – какая разница? Сговорились – так и быть по сему!

Сын не ответил. Но взгляд, которым он наградил любезного родителя, был куда красноречивее слов. Все, кто сидел за столом, поспешно уткнулись в свои миски. Только один Гуннар, лихо тяпнув очередную чарку, недоуменно пожал плечами:

– И чего брыкаешься, Эйнар? Отец тебе добра желает. Ярл Ингольф – человек знатный, богатый. И дочка его самый сок! Косы как огонь, шейка, слышь, лебединая, да и лицом, ежели по мне, очень даже…

– Умолкнешь ты или нет, кобель седой?! – возмутилась измученная Тира. – Чего пристал, говорят тебе? Коли так она хороша, сам иди да женись! Что мычишь, бессовестный? Думаешь, трудно мне от порога до кровати дойти будет?![14] Распустил слюни, поглядите на него!

– Ну-ну, – забормотал, стушевавшись, тот, – завелась. А чего я-то? Я ж как лучше…

Эйнар скрипнул зубами, резко поднялся из-за стола и направился к выходу. Длиннобородый, не удостоив сына даже взглядом, снова взял в руки кувшин.

– Дурит, – буркнул он. – Ну да ничего. Гуннар!

– Давай, – отозвался ярл, стараясь не глядеть на разгневанную жену. И поднял вверх свою чашу.

Лорд Мак-Лайон, молча наблюдавший за семейной сценой, поколебался с минуту и встал:

– Я вас покину ненадолго…

– Увещевать собрался, что ли? – догадался Олаф, кивнув на громко хлопнувшую дверь. – Этого барана упертого? Брось!

– Если позволите, я все же попробую. Поговорю с ним по-дружески, глядишь, одумается. Вы не серчайте на сына, конунг, отойдет. Время многое меняет.

– Угу, – буркнул Длиннобородый. – Меняет. Если у человека ум есть. Говорю тебе – без толку. Не нарывайся лучше, с Эйнара станется.

Старшие братья безутешного жениха кивнули. Рагнар поднял руку с головы сидящего рядом белого пса и, коснувшись пальцами скулы, скорчил гримасу:

– Да бесполезно уговаривать. Ему под горячую руку что свой, что чужой… Я уже пытался, только по морде же и огреб ни за что. Небось Асгейрова наука. Слова ему не скажи – сразу в торец!..

– Точно, – обронил молчаливый Харальд. – И мне синяков третьего дня насажал, шельма.

Ивар беспечно пожал плечами:

– В меня еще попасть надо. Так что я, пожалуй, рискну.

– Ну, гляди, – сдался конунг. – Тебя предупредили. Иди, коли уверен. Чего в жизни не бывает, может, ты его и проймешь?

– Только, слышишь, держись правее, – добродушно напутствовал Рагнар. – У него с левой удар как будто чуток послабже… Мало ли чего. Таких, как ты, на Эйнара двоих мало!

– Я учту, – краем губ улыбнулся королевский советник и, отвесив хозяину дома легкий поклон, быстро зашагал к выходу.

Творимир, мигнув Ульфу, чтобы сменил, тенью скользнул за командиром. Нэрис проводила обоих тоскливым взглядом – господь свидетель, как же ей хотелось броситься следом! И даже уже не из любопытства – черт с ним!.. Ей было противно сидеть здесь и слушать пьяные разглагольствования близких Эйнару людей, которые его мнение и в грош не ставили. Он не девица, не юнец безусый, он – сэконунг! И пускай он младший, пускай до славы Асгейра ему пока далеко, но неужели он не заслужил права решать сам за себя? «Как Эйнар вообще все это терпит? И зачем? У него есть люди, есть корабль, есть золото, наконец! Знаю, на дворе декабрь, и мы сами чудом доплыли, но… Будь я сэконунгом и главой дружины – да пусть бы только попробовал кто мне такое ярмо на шею надеть!» Нэрис, свирепо сопя, ткнула ложкой простывшую кашу и придвинулась поближе к Ульфу – ей претило даже сидеть рядом с конунгом. А сидеть придется, пока не вернется Ивар. Да будь они не здесь, а в Стерлинге…

Леди Мак-Лайон опустила плечи. Если по совести, на родине все обстояло примерно так же. Только там она была супругой первого советника короля Шотландии и наследницей целой торговой империи, и ей по определению позволялось больше, чем другим женщинам. Легко возмущаться да фыркать из-за спины снисходительного мужа, перед которым дрожит весь двор. А здесь?.. Она всего лишь дочь старого друга. До которой, в сущности, конунгу нет никакого дела. Ему и на собственных детей по большей части плевать. Нэрис, протяжно вздохнув, оперлась локтями о стол.

Ей хотелось домой.

К ночи похолодало сильнее. Радовало одно – проклятый ветер таки улегся, разогнав напоследок плотную завесу облаков. Ивар поднял голову к небу и улыбнулся: оно было густо-синее, усыпанное крупными звездами. Совсем не такое, как над Шотландией… Завтра будет ясно. И холодно. Ну да это уже не страшно: главное, что не придется снова с утра до вечера сидеть скукожившись в продуваемом всеми ветрами шатре! Лорд Мак-Лайон весело подмигнул ущербной луне и обернулся:

– На Руси, интересно, зимой такой же колотун?

– Эх, – неопределенно отозвался Творимир. Что, вероятно, значило: «Всякое случается».

Ивар покрутил головой по сторонам. Эйнара видно не было. Вот, вроде, всего на пару минут замешкались, а разобиженного сэконунга как корова языком слизнула. Где его теперь искать? Ночь-полно́чь, горожане спят или на пиру у конунга гуляют, не будешь же от дома к дому шастать, в окна заглядывать?

Королевский советник окинул кислым взглядом стены норманнских жилищ: угу, «заглядывать», как же. Вот что за фантазия, скажите на милость, дома без окон строить? Хотя… С их-то погодными условиями даже дверь – непозволительная роскошь!

Но как бы оно там ни было, а Эйнара все равно найти надо.

– Куда его черти унесли, спрашивается? – буркнул лорд, поплотнее запахивая плащ. – Экие мы нежные…