– Дали ж боги папашу! То я ему и за горсть снега не сдался, то все бросай и назад поворачивай!.. Зачем ты меня отпустил, лорд? Ну ладно я был дурак, а ты-то?

– Кого просил, тому и предъявляй, – ровно ответил королевский советник. – А я никого и никогда насильно не держал. Ты хотел к Асгейру? Хотел стать сэконунгом? Ну так ты получил, что хотел. И если у Длиннобородого на твою жизнь свои планы, то моей вины в этом нет.

– А моей сколько?! – придушенно взвыл норманн. – То, что родной отец меня, как раба последнего, тогда жене твоей подарил – да и хрен бы с ним, что старое ворошить?! Кем я тогда был? Никем! Но сейчас… У меня дружина в сотню мечей, лорд! Я океан вдоль и поперек исходил! Меня новгородский князь к себе на службу звал, в охрану личную, на все готовое! Я в Византии такой куш взял – корабли бортами воду черпали!.. Еще б год-другой, и в командиры варангов[15] вышел бы, клянусь Одином! А вместо этого я должен теперь, как щенок, на спину падать? И перед кем?!

– Он твой отец. И он – конунг, – напомнил лорд, при фразе о новгородском князе навостривший уши.

– Конунг! – словно какое-нибудь ругательство, выплюнул Эйнар. Лицо его ожесточилось. – И что ж, на нем свет клином сошелся, что ли? Были б живы братья старшие – так только бы меня здесь и видели! Но ведь знает, старый сыч, знает, что деваться мне некуда… Отец, говоришь? Да я врагу такого отца не пожелаю. У сироты житье слаще!..

– Лучше такой отец, чем никакого, – сухо обронил Ивар. – Поверь моему опыту.

– Прости, запамятовал…

– Ничего.

Опять помолчали.

– И все-таки, – нарушил тишину королевский советник, – зачем ты вернулся? Раз уж так все у тебя было чудесно и прянично?.. Ты ведь своего отца лучше меня знаешь.

– Знаю, – как-то сразу потухнув, ответил Эйнар. – А что вернулся – говорю же, деваться некуда, пришлось. Был шестым, остался третьим. А земля одна. И она – наша. Пока что наша. Отец, хоть и в летах, но помирать пока не собирается, и Харальд с Рагнаром бойцы достойные, но разве ж втроем такой-то шмат удержишь?.. На фронтирах Хель знает что творится, соседи поджимают – да что я тебе говорю! Сам же видал небось?

– Даны?

– Они. В последние годы совсем оборзели. И пускай один норманн трем данам сразу кишки на кулак намотать может – так их ведь, ежели по-честному, тоже не десяток! Стянут силы, время подгадают – и всем нам тогда мало не покажется. Добро бы мы оседло жили, а так, считай, ежегодно в походах по нескольку сотен гибнет. Это если еще о том не вспоминать, что с весны до самой осени лучших воинов дома нету. Иди да бери нас голыми руками!

В голосе сына конунга слышалась откровенная горечь. И советник короля Шотландии своего шанса не упустил:

– Так, может, пора задуматься – стоит ли овчинка выделки?

– Может, и пора. Того не ведаю… Но одно знаю точно – мое место здесь. Потому все и бросил, назад повернул. С нами Один, рубежи мы удержим! Отцовские ярлы врага зубами рвать будут, коли придется, а я что же? Это ведь и мой дом.

Лорд Мак-Лайон задумчиво глядел в посуровевшее лицо норманна. М-да. Олаф, что ни говори, далеко не идеал, но смену себе воспитал достойную. «Только вот я бы на его месте ежовые рукавицы хоть изредка снимал, – подумал советник. – Как аукнется, так и откликнется, и молодой волк старого рано или поздно придавит».

Невдалеке послышались голоса. Дозорные. Ивар бросил тревожный взгляд вниз и поднял воротник плаща:

– Вернемся, Эйнар. Холод собачий.

– Иди, коль замерз, – бросил тот. – Мне эти рожи уже остохренели. Расползутся по койкам – тогда приду. Иначе ведь, клянусь всеми богами, не стерплю да и дам кой-кому в рыло!

– Гуннару, что ли?

– При чем здесь он?.. Папашу мордой в котел сунуть хочется.

– Из-за женитьбы? – без обиняков спросил Ивар.

Лоб норманна прорезала глубокая морщина.

– Да. Припало дурню старому с Ингольфом породниться. Земли, золото… Будто у самих того добра мало? Да Рыжий и так наш с потрохами!

– Насколько я могу судить, – тонко улыбнулся лорд Мак-Лайон, – дело не только в выгоде.

– Уже растрепали? – с досадой поморщился Эйнар.

Ивар кивнул. И, поколебавшись, все-таки спросил:

– Враждебный клан?

– Да тут не вражда, скорей соперничество. Арундейлы, с острова Мэн. Глава их рода, Атли Черный, до последнего дня с отцом силой мерился. Он погиб в прошлом году. А сейчас в конунги метит его старший сын.

– И у него есть шансы?

– Есть, – нехотя отозвался Эйнар. – За Сигурдом весь Мэн и Оркнеи[16] стоят. Но союзники Арундейлов против наших ярлов все одно в открытую не пойдут, а без них брату Сольвейг трон не светит.

Ивар скользнул взглядом по хмурому лицу норманна. Сольвейг? Имя женское. Стало быть, эта девушка и есть камень преткновения.

– Дело швах, – подумав, высказался он. – Сестра прямого конкурента? Конунг никогда не даст согласия на подобный брак.

– Да, – глухо ответил норманн. – Но от этого дочка Рыжего мне милее не станет. И резону никакого в той женитьбе нет. Говорю же – ярл наш давний союзник. А все эти выкрутасы – только чтоб меня носом ткнуть: на, мол, знай свое место! У, взять бы дубину, да и…

– А смысл?

– По мне, так уж хуже не будет!

Младший сын конунга зло сплюнул себе под ноги и, навалившись грудью на частокол, невидящим взглядом уставился в темное небо. Лорд Мак-Лайон, чуть помедлив, кашлянул:

– Ну, в самом крайнем случае, дочь ярла может с тобой развестись. У вас это проще, чем в той же Шотландии или Англии. Лет ей сколько?

– Пятнадцать.

– Тем более…

– Вряд ли. Хейдрун не станет со мной разводиться, хоть я ее смертным боем бей и в черном теле держи. Дура-девчонка втрескалась по самую маковку и ждет не дождется свадьбы этой клятой. Нет, ты, лорд, как знаешь, а уж лучше бы я был сиротой!

– Э-э… – глубокомысленно выдавил из себя Ивар. Такого поворота событий он не предусмотрел. – Ну, что я могу сказать? Тогда взгляни на это с другой стороны: дочь ярла, собой хороша – если Гуннар не врет, конечно, – и ты ей по сердцу пришелся. Чем не жизнь? Раз уж нет других вариантов, попробуй выжать все из того, что есть.

– Ты еще, как сваха, песню заведи про «стерпится-слюбится»!

– А почему бы и нет? Если уж на то пошло, весьма удобно получается…