Черт, а не может так быть, что некий всемогущий Ликвидатор в трудовом порыве просто-напросто смахнул тряпкой с лица земли все человечество? Один я, дурачок, почему-то остался, словно какой-то хренов резервист или случайно оброненный запасной план. И кто знает, а вдруг по ухабистым дорогам Средней Азии сюда спешит не отчаявшаяся молодая кореянка, а многоопытная восточная амазонка, которая по приказу Великого Ликвидатора без долгих слов воткнет мне в горло обоюдоострый меч, после чего совершит гордое сэппуку, а свои вывалившиеся кишки великодушно оставит чайкам, воронам и трупным червям, чтобы те довершили начатое. Сделано! World cleanup – mission completed!

В результате, я так и не оделся. Решил провести свой выходной в чем мать родила. Чмокнул Ким в щеку и прыгнул в седло. Должен сказать, что крутить педали с голой задницей весьма увлекательно. Поначалу не очень удобно, но привыкнуть можно, как и ко всему остальному, очевидно.

Как-то совершенно автоматически взял курс на Кадриорг. Пролетарски кипящую во мне кровь требовалось остудить, и что для этого могло быть лучше замершей в мечтательности воды пруда и мощи старых парковых деревьев. Чем ближе к цели, тем сильнее охватывала тревога, возник даже какой-то испуг – спинным мозгом чувствовал, что я здесь не один. Так оно и оказалось. Когда первые темные кроны замаячили между недавно возведенными малоэтажными домами, я услышал их. И, судя по голосам, их было много. Даже очень. Я слез с велосипеда и дальше пошел пешком, ощущая под босыми ногами все неровности земли. Не отваживаясь подойти ближе, притаился за кустом сирени и наблюдал за ними издали.

В самом центре пруда красовался крупный черный лебедь. Он царственно двигался то в одном, то в другом направлении, словно строгий дирижер перед своими облаченными в белые фраки оркестрантами. Черного вожака окружала плотная группа обыкновенных лебедей, молчащих и настороженных, готовых в мгновение ока исполнить любое, даже самое незначительное пожелание своего грациозного повелителя. Вокруг лебедей плавали лоснящиеся жирные утки и гуси, а также молодые еще не полностью оперившиеся птенцы лебедей. И все птичье сообщество с умилением наблюдало за возней многочисленного потомства. Висящий над прудом массив звуков был громогласным и разнохарактерным, ведь всем, а не только благородным лебедям, было что сказать. Но это еще не все. Ветви растущих вокруг пруда деревьев сгибались под тяжестью многочисленной публики. Повыше в кронах за озером внимательно следили вОроны и вороны, время от времени своим карканьем добавляя в общий гул голосов нечто весьма, по их мнению, важное. Чуть пониже рядами расселись сотни напыщенных голубей, громким воркованием выдающих монотонную бессмыслицу, к которой никто особенно не прислушивался. В кустах гонялись друг за другом сердитые синицы и зяблики. Похоже, между ними вспыхнул принципиальный геополитический конфликт. Один дятел, склонив набок голову, смотрел на них отстраненным и беспомощно-безучастным взглядом международного наблюдателя, как ооновский миротворец в пограничном споре между Израилем и Палестиной.

Я стоял как зачарованный. Вдруг передо мной возникла небольшая группа крякв: папаша, мамаша и их шестеро резвых отпрысков. Отец указывал на меня и пару раз что-то утвердительно прокрякал. С недоверчивым видом дети нервно шныряли туда-сюда и слова старшего всерьез явно не воспринимали. Я напряженно выжидал, заложив руки за спину. Тут и сзади раздалось кряканье. Обернувшись, я увидел точно такую же утиную семейку, только малышей было семеро. С оживленным видом эти родители тоже кивали в мою сторону, на что ребятня только недоуменно трясла головами. Происходила некая коммуникация, я был в этом уверен. И некое взаимное непонимание, так сказать, конфликт отцов и детей. Вполне вероятно, что старшие обратили внимание своих деток на меня как на потенциального двуногого кормильца, вернее, раздатчика булки, на что это новое поколение, не видевшее в своей жизни никого столь странного и забавного, просто-напросто высмеяло предков.

«Какая булка? У стариков крыша совсем съехала, зациклились на вчерашнем дне. Никаких двуногих не существует. Никакой булки не существует. Очнитесь же!».

До меня дошло, что пора сматываться. Пусть все остается простым и понятным. Булки нет и не будет. Во всяком случае, при их жизни. Молодежь права. История не повторяется, хотя седоголовые обычно утверждают обратное. Когда-то на этой планете хозяйничали рептилии. Потом был большой взрыв, и пресмыкающимся пришлось отступить перед млекопитающими. Похоже, настала наша очередь. Мы исчезнем, а в наших домах и торговых комплексах поселятся жизнерадостно хлопающие крыльями пернатые. Пройдет столетие, может, два, и в один прекрасный день самые сообразительные из них повяжут фартуки, включат железные печи и выпекут первый в новом мире тающий во рту батон булки, который птичий парламент громогласно одобрит.

Дома я зажег свечу, на карте передвинул кнопки вперед на дневную норму пути. Прикрыв глаза, представил себе, как моя очаровательная воительница несется, оставляя за собой столб пыли, где-нибудь в Казахстане или Иране. Ждать было уже недолго. Мне стало страшно.

Приближающийся издалека звук был странным. Похожим на мычание, становящееся с каждой секундой все натужнее, но одновременно мощное и целенаправленное. Двигатель внутреннего сгорания. С пульсирующим в горле сердцем, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки и заряжая на бегу охотничье ружье, я кинулся на крышу. По Тартускому шоссе неслась необычная машина, за ней тянулся желтый хвост густого дыма. В мареве раскаленного асфальта все кругом колыхалась. То казалось, что машина еще на безопасном расстоянии, то она оказывалась уже вплотную ко мне и как в широкоформатном кинематографе неслась прямо в лицо. Очень странное это было транспортное средство. Открытое, рама из каких-то труб вместо корпуса, внутри в развевающихся шелковых шарфах сидел водитель – женщина, ее лицо закрывали старомодные авиаторские очки. С приближением машины рев мотора становился непереносимым. В задней части машины угрожающе торчал вверх ряд раскаленных глушителей, из которых вырывались языки пламени – прямо как из пасти восточного дракона. Я прижал к щеке приклад. Сердце сбоило. Принудил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы одолеть удушье. Я был голым. Только я и «Беретта». Еще крепче прижал ружье к щеке. Машина в колышущемся мареве все ближе и ближе. Вместе со страхом ощутил небывалое возбуждение. Скосил глаза вниз. Мое мужское достоинство тоже было нацелено на пришельца. Два ружья, это все же два ружья, попытался я себя успокоить, хоть одно должно попасть в цель.

Влетев на парковку, машина резко затормозила. Я ждал, пока рассеется облако и осядет пыль. Это потребовало изрядного времени и прорвы погибших нервных клеток. Наконец появились контуры странной машины. Не убирая рук с руля, женщина неподвижно сидела на своем месте, вперив взгляд на главный вход в торговый центр. Я понял – ждет меня. Сгорая от страха и растерянности, сбежал с лестницы и встал перед дверью из двойного стеклопакета. Она не распахнулась. Прицелился из двустволки в свою гостью. Затем чуть приподнял ружье и нажал на курки. С громким шумом осыпалось стекло, и я прямо по осколкам медленно вышел наружу.