поговорить об играх.

— Сегодня большой ужин в честь Дня Благодарения? — Эл смотрит вверх, улыбаясь.

Я выдыхаю и наблюдаю, как облако моего дыхания парит в воздухе.

— Мой День Благодарения был в октябре.

— Верно. — Эл смеется.

— Странный канадец.

— А ты?

Эл смеется, как будто я только что сказал самую смешную вещь на свете.

— Что? — Спрашиваю я.

— Моя семья не ходит на праздники. Моя мама всегда слишком занята организацией того или иного мероприятия.

Я останавливаюсь и смотрю на него.

— Без праздников? Даже не дни рождения? Или Рождество?!

Он отводит глаза.

— Я даже не думаю, что у меня есть чулок.

— Ты, должно быть, шутишь. — Я представляю наш старый дом во время Рождества. Папа часами развешивал фонари на крыльце, а мама вешала гирлянды на все перила. Теперь, когда мои тетя и дядя владеют домом, интересно, украшают ли они его одинаково.

— Все в порядке, — говорит Эл.

— Нельзя пропустить то, чего не знаешь.

— Что ж, если ты сегодня свободен, Элеонора приготовит ребрышки. Я знаю, что это не индейка и фарш, но она потрясающий повар.

Он останавливается.

— Подожди. Ужин у тебя дома?

— Ага. Ужин. Это то, что нормальные люди делают, когда голодны.

Он останавливается.

— Но ужин с… Кевином Тремблеем?

Я откидываю голову назад и стону.

— Тебя больше не приглашают.

Он бежит, чтобы догнать меня, болтая о Кевине. До сих пор мне удавалось избегать его фанатизма по поводу моего старшего брата, но, думаю, я должен был этого ожидать.

— Все в порядке, Хорошо? Будь спокоен.

* * *

Это путь к нашему дому, и я знаю, что мой брат выбрал его, потому что он находится в пригороде. Элеонора не любит большие города; она привыкла к маленькому пригороду прямо за Виннипегом, в котором мы все выросли.

— Я думаю, Элеонора — единственный человек на планете, который видел каждый хоккейный матч Кевина. Она ходит на арену, даже когда умирает от простуды, и сидит там на арене, закутанная с ног до головы в одеяла. Ее отец был нашим хоккейным тренером в Манитобе, поэтому она всегда ездила с нами на матчи.

Мы спускаемся по переулку с высокими дубами, отбрасывающими на дорогу тени в свете уличных фонарей. Все дома выглядят одинаково, но я подъезжаю к красному дому с курицей на почтовом ящике.

— Это красивое место, — говорит Эл.

Это? Для меня это выглядит фальшиво. Все дома выглядят одинаково.

— Это то, чего они всегда хотели, — говорю я.

— Все, о чем Кевин и Элеонора говорили, это взросление и покупка дома. Всякий раз, когда мы проезжали через такие районы, они показывали в окно и говорили, какие дома им нравятся.

— А ты? — Эл искоса смотрит на меня.

— Я? — Я смеюсь.

— Я просто хотел попасть в игру.

— Конечно, — говорит он.

— Поездка на игры всегда кажется самой длинной поездкой. Я просто хочу выйти и поиграть.

Я выпрыгиваю из машины, но Эл медлит.

— Хотел бы я надеть что-нибудь покрасивее, — бормочет он.

— Это не имеет значения.

— Но он капитан…

— Прямо сейчас, — говорю я, — он мой брат. Есть разница.

Элеонора открывает дверь еще до того, как мы проезжаем половину подъездной дорожки. Ее большие голубые глаза видны даже в сумерках, и она завила свои светлые волосы. Я написал ей, что привел друга, так что, думаю, мне следовало ожидать этого: она прирожденный артист.

— Привет! — На ее лице сияет огромная улыбка. На ней фартук с вышитым логотипом хоккейной команды Кевина.

Мы входим в дом, и она проводит Элу экскурсию. Я не провожу здесь много времени, если не считать еды; она всегда такая безупречная, как будто вырвана из журнала для дома и сада. У всего есть место.

Все, что я могу думать, это то, что это все, чего не было в доме нашего детства. В нашем доме все время был беспорядок. Мама никогда не помещала фотографии в рамки — они всегда просто вешались на холодильник. Конечно, в доме царил хаос, но когда у тебя есть два мальчика, которые думают только о хоккее, так оно и есть.

Мы садимся есть, и я не чувствую того напряжения, которое обычно испытываю, когда вынужден терпеть трапезу с мистером и миссис. По какой-то причине я чувствую себя намного комфортнее с Элом здесь. Это почти как на льду: когда на мне коньки, я точно знаю, кто я.

За ужином Эл задает Кевину миллион вопросов об НХЛ, но я вижу, что он пытается сдерживать себя. Конечно, мистер Капитан наедается — он никогда не устает говорить о себе.

— Хейден, — говорит Элеонора и делает то, что останавливает мой взгляд, чтобы убедиться, что я слушаю, прежде чем она начнет говорить.

— Ты решил, придешь ли?

Кевин вздыхает.

— Почему ты вообще беспокоишься?

Она спрашивала меня каждый день в течение последнего месяца, и теперь даже Кевину это надоело. По крайней мере, мы на одной волне.

— Потому что однажды, — говорит она, — он скажет «да».

Я скрываю свое удовлетворение, съедая ложку картошки. Элеонора не знает, как она ошибается.

— Куда? — Эл толкает меня по плечу и смотрит на меня. Думаю, он впервые за весь вечер отвел взгляд от Кевина или его еды.

— Возвращаемся в Виннипег на Рождество, — говорит Кевин.

— Он не приехал в прошлом году.

— Зачем мне ехать в старый заснеженный Виннипег, — говорю я, — когда я могу остаться в старом заснеженном Чикаго?

Сомневаюсь, что Эл хочет слушать плачевную историю братьев Тремблей.

— Я буду здесь, чтобы составить тебе компанию, — говорит Эл.

— Я уж думал, ты поедешь домой, — говорю я.

— Детройт недалеко.

— Семья едет в Мексику, — говорит он.

— Маме это не понравилось, но я настоял. Если бы я ушел, я бы пропустил игру, так что я просто останусь один.

— Я уверена, что команда не будет возражать, если вы пропустите пару игр, — говорит Элеонора.

Глаза Эла расширяются, и он отшатывается, как будто она только что предложила ему перестать дышать.

— Вы шутите? Это решающий момент плей-офф! Какого черта я должен тратить семь дней на поедание дерьма и лежание на пляже, когда я могу зарабатывать очки для «Соколов»?

Я улыбаюсь. Я никогда не думал, что встречу кого-то, кто любит хоккей так же сильно, как я.

— Пицца и пиво на Рождество?

— Идеально. — Эл улыбается.

Элис

— Куда ты едешь? — говорю я, когда Хейден съезжает с главной дороги.

— Небольшой обход. — Он слегка ухмыляется.

Я не отвечаю, просто смотрю в окно. Мы свернули на гравийную дорогу, и джип подпрыгивает подо мной. Темные деревья смотрят, как