Риордан помнил, что нарисовано на каждой из них. Изображение Чатем-Корт, сделанное им однажды летом, пейзаж с Тауэрским мостом и зданием парламента. Риорданом овладела ностальгия. Он склонен был винить во всем бренди. Именно такое действие оно на него оказывало, когда он выпивал слишком много. Сначала возникало ощущение эйфории и чувство освобождения, которые впоследствии сменялись печалью и, наконец, гневом и сожалением. Он отогнал прочь все эти чувства. Сегодняшняя ночь особенная. Он испытывал невероятный прилив энергии и был очень деятельным.

— Ты занимаешься живописью? — В его мысли ворвался голос Моры. Она взирала на него своими зелеными глазами, на губах играла мягкая улыбка, будто бы ей только что преподнесли ценный подарок. — Думаю, это первые значительные сведения, которые ты мне о себе сообщил. — Она обвела взглядом мастерскую, запоминая детали. — Эта комната важна для тебя, не так ли? Более чем просто место.

Комната в самом деле была важна для Риордана. Она заключала в себе его душу, истинную сущность.

Он принялся шарить по ящикам комода в поисках красок, одновременно пытаясь облечь свои мысли в словесную форму. Как объяснить Море?

— Эта комната и есть я, человек, которым хочу быть. Когда моя кисть касается холста, я освобождаюсь. Могу запечатлеть увиденную красоту или создать новую, руководствуясь возникающими в голове образами. А вообразить я могу что угодно. — Риордан чувствовал, что объяснение не клеится. Слова звучали глупо или странно. — Он провел пальцем по кисти, ощущая, что ее кончик не лишился своей эластичности. — Я не входил в эту комнату с тех пор, как вернулся из Италии, здесь ничего не изменилось. Все такое же, каким я оставил.

— Если ты так сильно любил живопись, зачем же бросил это занятие?

До сих пор проницательность Море ни разу не изменяла. Риордан и сам привык козырять этим качеством. Ему нравилось угадывать черты характера людей. Зато попадание в число разгадываемых лишило его присутствия духа.

Он запустил руки себе в волосы, еще раз окидывая взглядом принадлежности художника, убеждаясь, что у него все готово.

— Мой отец ненавидел живопись. Считал, что сыну графа, пусть даже второму, не пристало иметь подобного рода увлечение.

— Должно быть, для тебя это было не просто поверхностное увлечение, — не сдавалась Мора. — У многих аристократов есть хобби.

Ее щеки раскраснелись, свидетельство того, что она нервничает или взволнована, а возможно, и то и другое. Она не позволила речам Риордана отвлечь себя и не забыла, ради чего они сюда пришли. Он тоже помнил и хотел получить свой выигрыш, точно зная, что это будет.

— Мы спорили по этому поводу. Неоднократно. — Риордан опустился на диван рядом с Морой. — Мой отец умер, пока я был в Италии. — Ему так и не представился случай поправить ситуацию. Слишком многое между ними осталось недосказанным и недоделанным. — Я не горжусь тем, в каком состоянии пребывали наши с отцом отношения на момент моего отъезда, и не считаю себя порочным от природы, однако поступил с ним жестоко.

К ее чести, Мора лишь кивнула в ответ на его слова, не пытаясь ни оправдать, ни дать оценку его действиям.

— Итак, я готов получить свой выигрыш, Мора. — Он протянул руку к ее волосам. — Можно? — Риордан осторожно вынул из ее прически первую шпильку.

— Ты привел меня сюда, чтобы распустить волосы? — удивилась девушка.

— Нет, я хочу нарисовать тебя. — Он вынул вторую шпильку и отложил ее в сторону, бросая на нее косой взгляд. — А ты что подумала? — Хотя отлично понимал, о чем она подумала. Решила, что он затеял нечто низкое. — Грешно так считать, Мора, — промурлыкал Риордан, слегка ее поддразнивая.

Вынув последние шпильки, он принялся пальцами расчесывать ей волосы, заструившиеся по подлокотнику дивана.

— Ты такая красивая, Мора, прямо как модель Тициана. Он любил женщин с рыжевато-золотистыми волосами. Ты определенно понравилась бы ему. — Он втянул носом воздух. — У тебя вид женщины, которая счастлива в любви. Я могу сделать тебя известной.

— Не известной, а опозоренной, — ответила она, слегка изменив положение тела.

— Нет, не двигайся. Замри, не шевелись.

Риордан встал с дивана и направился к своему мольберту. Она в самом деле очень мила в искусственном освещении. Мила и опьяняет сильнее любого бренди. Она заставила его забыться, и он принялся распинаться о том, о чем никогда не упоминал прежде, — о слабостях, которых никому не раскрывал. А мрачные истории, рассказанные в темных комнатах, как известно, приводят к мрачным удовольствиям. Он займется с ней любовью посредством кистей и звука своего голоса, увековечит ее на холсте, и ее образ навсегда останется с ним.

Выбрав кисть, Риордан принялся за работу. Ему всегда было присуще выигрышное умение, минуя этап карандашных набросков и многодневных эскизов, сразу писать маслом. Вот и сейчас он наносил мазки краской, стараясь запомнить ощущение кисти в руке и запечатлеть на холсте красоту, которая лежала сейчас распростертой перед ним. Губы Моры все еще были припухшими от поцелуев, выражение лица мечтательное от наслаждения, которое она недавно познала. Именно суть женщины, удовлетворенной любовью, он хотел передать с помощью кисти.

— Подними руку и заведи себе за голову, будто она служит тебе подушкой, — негромко произнес Риордан, не желая разрушить магическое очарование света ламп и интимность обстановки. Да, то были поистине волшебные мгновения. — Слегка приоткрой губы, да, вот так, словно тебя только что поцеловали. Вторую руку поднеси к основанию шеи, словно хочешь поиграть со своим ожерельем. А теперь чуть-чуть поверни голову и смотри на меня, просто смотри.

Мора думала о том, что ей следовало бы остановить его. Не нужно позволять рисовать ее или что он там делает с холстом. Каждый взмах кисти, каждое произнесенное слово, побуждающее ее принять ту или иную позу, само по себе уже соблазн. Риордан даже не прикасался к ней, но она тем не менее чувствовала, что вот-вот взорвется, разлетится на кусочки, как тогда, внизу. Миллион причин положить конец происходящему, но они меркли перед удовольствием, которое она сейчас испытывала. Ей было совершенно очевидно, что Риордан не планирует развивать их отношения, они не выйдут за рамки одной ночи. Ведь он занят поиском невесты, поэтому нечего и надеяться на какое-либо продолжение. И ей не следует ни на что рассчитывать, ведь она скрывается. Конечно, графы иногда женятся на гувернантках, но это точно не ее случай. У нее только нынешняя ночь, не более. Правда, они уже согрешили, почему бы не зайти дальше? Он ведь даже не дотрагивается до нее, а ее тело тем не менее пылает.

— Не шевелись, — прошептал Риордан, отступая от мольберта. — Мне нужно взять другую кисть.

Он потянулся через нее к кистям, стоящим в банке у ее головы, и их тела слегка соприкоснулись. Мора выгнула шею, чтобы посмотреть, как он выбирает веерообразную кисть.

— А для чего она? Я никогда не видела кисти такой формы.