Как вы думаете, у него была связь с Памелой Джил?

Нет.

То есть между ними вообще ничего не было?

Только на той вечеринке. Алекс напился — впервые в жизни. Я отлично знаю, что Памела запала на него. Как и многие женщины. Однако Алекс никогда не склонялся в эту сторону — он был страшный однолюб, невзирая на все проблемы. Ну вот, а в тот вечер Памела все время с ним заигрывала. Я все видел. Алекс даже не считал ее привлекательной. Она и не была такой уж привлекательной. Но, я думаю, он посчитал, что будет грубостью все время избегать ее. Он не хотел оскорбить ее чувства. И вот, после нескольких рюмок — к чему, как я уже говорил, он не был привычен — он поцеловал ее. Мы все это видели.

Это был невинный поцелуй?

Нет, он не клюнул ее в щечку, если вы это имеете в виду. Это был настоящий поцелуй. Весьма страстный. Но едва ли Алекс потерял над собой контроль. Я уверен, что дальше этого не пошло.

Как вы отреагировали, когда он уволил Памелу?

Это не стало для меня сюрпризом. Она становилась все более небрежной. Что тут говорить? Алекс совершил глупую ошибку, которую признал и за которую заплатил. Он должен был ее уволить. У него не было выбора. Она стала обузой. Ленива, фамильярна.

Она жаловалась на домогательства с его стороны?

Формально — нет. Но она связывалась со мной раз или два и делала какие-то намеки. Мне приходилось воспринимать ее всерьез. Если бы она дошла до нужного чиновника, процедура подачи жалобы пошла бы своим чередом. Но я не верил ни единому ее слову.

А не возникает ли у вас сомнений относительно невиновности Алекса в истории с миссис Мадуубе?

Сомнению всегда есть место, но это противоречило бы всему, что я знаю о нем как о человеке и враче. И моем брате.

То же самое, я полагаю, вы сказали бы и обо всей этой истории в целом.

Наверно, да.

Вы никогда не подозревали Алекса в том, что он установил камеры в клинике?

И не думал. Он, наверное, пробрался и установил их, когда клиника была закрыта. Чистая работа. Конечно, шпионить за пациентами плохо, но, принимая во внимание его ситуацию, мне сложно его винить.

Но он пошел дальше, не так ли?

Если вы верите тому, что пишут в таблоидах.

Я могу подтвердить, что он показывал эти записи Шерри Томас в «Циклопе».

Мне больше нечего сказать, кроме того, что Алекс был хорошим врачом и добрым человеком, и что мы обязаны проявить хоть немного уважения к мертвым.

И к правде.

Повторяю, мне больше нечего сказать.

Примечание автора: Прошла ровно неделя с тех пор, как доктор Сеймур впервые посетил этот офис. Погода примерно та же — солнечно и жарко.

Шерри Томас одета иначе, нежели в первый визит доктора Сеймура, но все так же нарядно и по-деловому. Вместо серого костюма на ней черное платье, бледно-голубой кардиган и черные босоножки на высоком каблуке. Волосы забраны вверх, на ней дорогое сверкающее ожерелье. Как и прежде, она сильно накрашена. Ее лицо кажется бледным, а помада имеет чрезвычайно яркий пунцовый оттенок.

На докторе Сеймуре сандалии, синие шорты и линялая белая футболка с потускневшей эмблемой известной фармакологической компании. Он одет аккуратно — доктор Сеймур всегда был опрятен, даже в свои редкие выходные, — однако даже тем, кто полагает, будто он пытался соблазнить Шерри Томас еще на ранней стадии их отношений, придется признать, что он не слишком усердствовал над своим внешним видом. Он, опять-таки, явно сильно вспотел.

Когда он заходит, Шерри Томас поднимает глаза и улыбается.

— Какой у вас мороз. Вы не могли бы настроить кондиционер потеплее?

Она принимается нажимать кнопки на настольном калькуляторе.

— Вам придется обождать. Я сейчас занята. Кое-что очень важное… черт.

Несколько минут записи, предшествующих появлению доктора Сеймура, однозначно свидетельствуют, что Шерри Томас была ровно ничем не занята — лишь принимала лекарства от, видимо, частых головных болей и нервно ходила туда-сюда по магазину. И вот теперь она дает целое представление, нажимает кнопки, чиркает на листочках. В какой-то момент она, прежде чем сделать запись, облизывает карандаш. Делает это она очень медленно, почти театрально и довольно соблазнительно. Однако если доктор Сеймур это и замечает, то виду не подает. Он спокойно сидит, пока она симулирует активную деятельность. Потом, не смотря на него, она произносит:

— Я вижу, вы решили оставить оборудование себе.

— Разве?

— А разве нет? Или вы его где-то на теле прячете?

— Оно оказалось полезнее, чем я предполагал.

— Вам было интересно?

— Наблюдение за людьми, которые говорят всякую чушь, с трудом можно назвать интересным.

— Значит, это развлечение не по вам?

— Там было несколько моментов.

— Вы выяснили, крадет ли ваша няня деньги?

— Нет. Мы все равно ее уволили.

— Если вы не выяснили то, чего хотели, чем же вам помогло наше оборудование?

Похоже, доктору Сеймуру непросто ответить на этот вопрос, он неловко ерзает на стуле, по-видимому разрываясь между своим решением помалкивать и желанием поделиться впечатлениями с Шерри Томас. Она застыла в предвкушении, как будто почувствовав, что вот он — настал ключевой момент в их стремительно развивающихся отношениях.

— Просто помогло.

Еще несколько секунд она смотрит на доктора Сеймура в упор, после чего резко встает из-за своего стола. Ее платье задирается до бедер, и он открыто пялится на них, но потом берет себя в руки и отводит глаза. Она идет в подсобку. Пытаясь замаскировать стеснение, доктор Сеймур произносит чуть громче, чем обычно:

— Вы куда?

— Выключить кондиционер. Вам же холодно, не так ли?

Пока ее нет, доктор Сеймур изучает ее стол. Он замечает таблетки, которые она недавно приняла, берет флакончик и рассматривает его. Едва он успевает поставить лекарство на место, возвращается Шерри Томас и говорит ровным бодрым тоном:

— Так будет лучше. Станет немного теплее.

Она садится обратно за стол — опять же заметны ее старания продемонстрировать как можно более полно свои бедра. Ее взгляд останавливается на пузырьке с таблетками.

— У меня бывают головные боли. От жары еще сильнее.

— Сожалею.

— Сейчас со мной все в порядке. Мой психиатр говорит, что таблетки — это все равно психосоматика.

— Вам нужен психиатр?

— Как и всем, разве нет? Впрочем, вы и так знаете, что у меня болит голова. Вы тут уже порыскали немножко, да?